Кошкин стол
Шрифт:
Заклятие
Если отчеты о нашем путешествии в Англию и попали в тогдашние газеты, то только потому, что на «Оронсее» находился известный филантроп сэр Гектор де Сильва. Он взошел на борт в сопровождении своей свиты, состоявшей из двух врачей, одного знахаря, специалиста по аюрведе, юриста, жены и дочери. Они по большей части плыли в верхних эшелонах нашего лайнера и редко попадались нам на глаза. Ни один из них не принял приглашения отобедать за капитанским столом. Похоже, они были выше даже этого. При этом сэр Гектор, предприниматель из Моратувы, сколотивший состояние на самоцветах, каучуке и продаже земли, страдал опасным, возможно даже смертельным, заболеванием и плыл в Европу искать врача, который сумеет его спасти.
Ни один специалист-англичанин не согласился приехать
Поначалу болезнь сэра Гектора не вызывала у нас ни малейшего интереса. За «кошкиным столом» вообще редко упоминали о его присутствии на борту. Слава его зиждилась на его огромном состоянии, а это как раз нас совсем не занимало. Наше любопытство воспламенило другое: что именно сподвигло его на это странствие?
А дело было так. В одно прекрасное утро Гектор де Сильва завтракал с друзьями на балконе своего особняка. Они перешучивались — так развлекаются в своем кругу люди, живущие в безопасности и достатке. В этот момент мимо дома проходил почтенный баттарамулла, монах-священник. Завидев монаха, сэр Гектор решил скаламбурить и произнес:
— А, вон идет муттарабалла.
«Муттара» означает «мочиться», «балла» — «собака». Получилось: «Вон идет собака, источающая мочу».
Замечание вышло остроумное, но бестактное — тем паче что речь шла о святом человеке. Монах, расслышавший это оскорбление, приостановился, указал на сэра Гектора и проговорил:
— Будет тебе муттарабалла…
Засим достопочтенный Шри Сибхути, владевший, как утверждали, колдовством, направился прямиком в храм и пропел несколько мантр; судьба сэра Гектора де Сильвы была решена, его процветанию пришел конец.
Уже и не помню, кто поведал нам начало этой истории, но у нас с Кассием и Рамадином немедленно разгорелось любопытство, и миллионер, путешествующий «королевским классом», занял все наши мысли. Мы начали вызнавать о нем все что можно. Я даже написал своей якобы «опекунше» Флавии, принес записку, после чего она удостоила меня короткого свидания у входа в первый класс и сообщила, что решительно ничего не знает. Была она раздосадована — в записке говорилось, что речь идет о чрезвычайно срочном деле, и она ради этого оторвалась от крайне важной партии в бридж. Вся беда состояла в том, что за «кошкиным столом» на эту тему не особо распространялись. Недостаточно, с нашей точки зрения. Кончилось тем, что мы подступились к помощнику казначея (у которого, как заметил Рамадин, был стеклянный глаз), и он поведал нам еще кое-что.
В августе, вскоре после истории с мимохожим монахом, сэр Гектор спускался по лестнице своего особняка. (Помощник казначея употребил выражение «сходил вниз по ступеням».) У подножия лестницы дожидался его терьер. В этом не было ничего особенного — песика обожала вся семья. Но тут, едва сэр Гектор нагнулся, ласковый и довольно игривый песик вдруг попытался вцепиться ему в шею. Сэр Гектор оттащил его, в ходе чего был укушен в правую руку.
Собаку в конце концов изловили и посадили на цепь. А тем временем доктор Фернандо, родич филантропа, обработал укус. Оказалось, что терьер с самого утра вел себя странно — носился по кухне, путался под ногами у слуг, после чего его изгнали с помощью метлы; он вернулся в самый последний момент, тихий и спокойный, и уселся у лестницы поджидать хозяина. Утром он никого не покусал.
Под конец дня сэр Гектор, проходя мимо конуры, погрозил терьеру забинтованным пальцем, а через двадцать четыре часа пес издох, причем у него проявились все симптомы бешенства. Однако «собака, источающая мочу» успела совершить предначертанное.
Врачи приходили один за другим. Все почтенные эскулапы Коломбо были призваны для консультаций и поиска исцеления. Сэр Гектор считался самым богатым человеком в городе (за исключением нескольких подпольных торговцев оружием и драгоценными камнями, которые не афишировали
Существовало и противоположное мнение: что сэру Гектору предпочтительнее остаться дома, ибо в тяжелых условиях плавания, да еще при отсутствии надлежащей медицинской помощи, состояние его может ухудшиться; помимо прочего, судовой врач, как правило, был не первостатейным специалистом — эти обязанности исполнял какой-нибудь интерн лет двадцати восьми, у родителей которого имелись связи в судовой компании. Кроме того, из округа Моратува, где уже свыше века находилось фамильное поместье де Сильва, начали пребывать специалисты по аюрведе — они, как утверждали, уже многих вылечили от водобоязни. Они гнули свое: оставаясь на острове, сэр Гектор будет иметь доступ ко всем самым действенным местным растительным снадобьям. Они с пылом возглашали (на древних диалектах, знакомых ему с юности), что путешествие только отдалит его от этих источников исцеления. Поскольку причина заболевания была местного происхождения, и лекарство от него надлежало искать здесь же.
В конце концов сэр Гектор все же решил плыть в Англию. Вместе с богатством он приобрел несгибаемую веру в достижения европейской цивилизации. Пожалуй, именно в этом и состояла его фатальная ошибка. Плаванье продолжалось двадцать один день. Сэр Гектор вбил себе в голову, что из гавани в Тилбери его незамедлительно отвезут к лучшему врачу на Харли-стрит, где, по его мысли, должна была дожидаться почтительная толпа, включающая в себя нескольких цейлонцев, в полной мере осведомленных о его финансовой мощи. Гектор де Сильва прочел один русский роман и мог себе все это вообразить, а в Коломбо ему предлагали понадеяться на доморощенную магию, астрологию и всякие растительные снадобья, рецепты которых были написаны каким-то крючковатым почерком. Он, пока рос, насмотрелся на местные методы лечения — например, быстро помочиться на ногу, чтобы снять боль от укола иголкой морского ежа. И вот теперь ему поют в уши, что от укуса бешеной собаки помогают семена черной умматаки или дурмана, вымоченные в коровьей урине, размолотые в порошок, — принимать внутрь. А ровно через сутки нужно принять холодную ванну и выпить пахты. Знает он эти знахарские рецепты. Четыре из десяти действительно помогают. Ему этого мало.
Тем не менее сэр Гектор де Сильва уговорил одного знахаря-аюрведа из Моратувы плыть с ним вместе и захватить в дорогу мешок местных трав и корней умматаки, выращенной в Непале. Так знахарь, наряду с двумя известными врачами, оказался на борту. Медики жили в люксе по одну сторону от спальни сэра Гектора, а его жена и двадцатитрехлетняя дочь расположились в спальне по другую.
И вот посреди океана знахарь из Моратувы открыл свой корабельный сундучок, в котором находились сухие и жидкие снадобья, достал семена дурмана, загодя вымоченные в коровьей урине, смешал с пудрой из пальмового сахара, призванной перебить вкус, и помчался в каюту к миллионеру, дабы тот проглотил чашку этой смеси, похожей на микстуру от кашля, и запил ее, по собственному настоянию, добрым французским бренди. Ритуал этот происходил дважды на дню, иных обязанностей у знахаря не имелось. Остальную часть суток за здоровье филантропа отвечали два официальных врача, а знахарь из Моратувы мог разгуливать по судну, — впрочем, ему строго наказали, что прогулки его должны ограничиваться пределами туристического класса. Он, видимо, тоже не один день проблуждал по палубам, сетуя на отсутствие запахов на дочиста надраенном судне, и вот наконец-то учуял знакомый аромат горящей пеньки и вычислил его источник на четвертой палубе, помедлил у железной двери, постучал, дождался ответа, вошел — внутри его приветствовали мистер Фонсека и мальчик.