Кошкин стол
Шрифт:
Говорила она с трудом, растягивая слова. Существование ее, похоже, обессмыслилось, талант вытек наружу. Он провел в этой комнате весь вечер, не сводя с нее глаз, а утром, как они и договорились, пошел с ней в тюрьму, где держали ее отца. Когда ее повели на свидание, дожидался снаружи.
Отец ее подался вперед и произнес одно слово. «„Оронсей“, — сказал он. — Сунил и все остальные тоже будут на борту, будут мне помогать». Судно пойдет в Англию, они организуют ему побег. После этого он практически просунул лицо между прутьями и продолжал говорить.
У выхода из тюрьмы
Средиземное море
Рамадин устроился в тени.
Мы с Кассием скорчились в подвешенной в воздухе спасательной шлюпке. А внизу, на палубе, Эмили перешептывалась с человеком по имени Сунил. Мы верно догадались, где они встретятся, и теперь слышали каждое их слово — раковина нашей шлюпки усиливала голоса. Каждый звук до краев заполнял нашу темноту, жаркое и тесное пространство.
— Нет, не сюда.
— Сюда, — возразил он.
Какое-то шуршание.
— Тогда давай…
— Твой рот. Такая сладость, — говорил он.
— Да. Молоко.
— Молоко?
— Я за ужином съела артишок. Если съесть артишок, а потом выпить молока, молоко станет сладким на вкус… Даже если предлагают вино, я прошу молока. Если до того съела артишок.
Мы не могли понять, о чем речь. Может, они пользуются каким-то тайным шифром? Долгая пауза. Потом смех.
— Мне скоро нужно уходить… — сказал Сунил.
Рядом что-то происходило, а мы не понимали что.
Кассий перегнулся ко мне и прошептал:
— Где там артишок?
Чиркнула спичка, и я почти сразу почувствовал запах ее сигареты. «Плеерс».
И вдруг они с Сунилом будто сделались совсем чужими, и тут начался куда более таинственный разговор. Непонятное дело. По всей видимости, диалог об артишоке увел нас куда-то не туда. Теперь речь шла о времени и распорядке: как часто ночной вахтенный проходит по прогулочной палубе, в котором часу узнику подают еду, когда выводят на прогулку.
— Я хотел попросить тебя нам помочь… — произнес Сунил, потом они перешли на чуть слышный шепот.
— Он в принципе на такое способен?
Голос Эмили вдруг зазвучал очень отчетливо. И испуганно.
— Он знает, когда часовые теряют бдительность. Или хотят спать. Но он все равно слаб, из-за побоев.
— Его избивали? Когда?
— После циклона.
Мы вспомнили, что после отхода из Адена узника несколько ночей подряд не выводили.
— Они, похоже, что-то заподозрили.
Что заподозрили?..
Казалось, мы с Кассием слышим во тьме мысли друг друга, слышим, как медлительная машинерия наших юных мозгов пытается перемолоть эту скупую информацию.
— Уговори его увидеться с тобой именно здесь. Скажи, когда именно. Мы будем готовы.
Она молчит.
— Он к тебе бегом побежит. — Это Сунил произнес со смехом. — Главное — его не отваживать.
Мне показалось, я услышал имя мистера Дэниелса. А потом Сунил завел речь про какого-то Переру, и скоро глаза у меня начали закрываться сами собой. Когда они ушли, я уснул было прямо в шлюпке, но Кассий растолкал меня, и мы выбрались наружу.
Мистер Джигс
Первую половину плавания пассажиры не выказывали никакого интереса к тому, что на борту «Оронсея» находится английский офицер. Мы иногда замечали, как он в одиночестве бродит по палубам, потом поднимается на узкий балкончик перед капитанском мостиком и сидит там в полотняном кресле, будто полноправный владелец судна. Постепенно всем стало известно, что мистер Джигс — офицер высокого ранга, который был откомандирован в Коломбо и поставлен работать в паре с неким мистером Перерой из отдела уголовного розыска. Им было поручено сопроводить заключенного Нимейера в Англию, где он должен был предстать перед судом. По слухам, Перера обитал в одной из кают туристического класса. Где ночевал англичанин, мы не имели понятия. Пришли к выводу, что в более роскошных апартаментах.
Примерно тогда, когда Нимейера избили, мистер Дэниелс застал мистера Джигса за разговором со стражниками. Он был в ярости. Только было непонятно, обвинял ли он их в жестокости или просто отчитывал за то, что сведения о побоях просочились наружу. А возможно, рассуждала мисс Ласкети, Джигс негодовал потому, что избиение могло стать для узника своего рода лазейкой, средством защиты на грядущем судебном процессе.
На мой взгляд, самой приметной чертой английского офицера были предплечья, поросшие курчавым рыжим волосом. Мне было трудно на них смотреть. Он носил отглаженные рубашки, шорты и гольфы, но эти рыжие волоски чем-то меня раздражали, и когда на одном из танцевальных вечеров он пригласил на вальс Эмили, меня обуял гнев — будто бы я был ее отцом. Даже мистер Дэниелс больше подходит моей прелестной кузине, подумал я.
Я заловил мисс Ласкети и стал выспрашивать о связи между мистером Джигсом и узником.
— Если он убил судью-англичанина, это очень серьезно. Они не позволят, чтобы его судили на острове. Там только прошло первое слушание, а дальше дело передали в Англию. Да тебе-то что? В общем, этот мистер джигс, вместе еще с одним, по имени Перера, отвечает за то, чтобы довести Нимейера в целости и сохранности. Говорят, тот большой талант по части побегов. Говорят, поначалу его посадили в камеру с толстой деревянной дверью, а он умудрился сжечь ее и убежать, хотя и сам при этом обгорел. Однажды выпрыгнул из поезда вместе с часовым, к которому был прикован наручниками, и тащил беднягу до первой кузницы, хотя тот и упирался. В общем, совсем не подарок.
— А за что он убил судью, тетя?
— Пожалуйста, не зови меня тетей… не знаю. Сама пытаюсь выяснить.
— Судья что, был плохим?
— Не знаю. Разве судьи бывают плохими? Нет, не будем думать такого.
После этого короткого разговора я побрел прочь, так и не поняв, что я должен думать о происходившем. Заметил, как мисс Ласкети, внезапно изменив направление, подошла к мистеру Джигсу и стала ему что-то толковать, умудрившись задержать его внимание и вызвать интерес.