Кошкин сын
Шрифт:
На предложение возглавить имение в Васильевке Василий Львович согласился сразу и весьма успешно работал управляющим в течение 15 лет.
Дом, в котором в Васильевке жила его семья, сберегся доныне и охраняется законом, как памятник истории.
Насколько я понимаю, в этом доме 9 апреля 1902 года и родилась будущая писательница Ольга Перовская — вторая дочь дипломированного лесовода Василия Перовского — сына управляющего генеральским имением Василия Львовича.
Всего у Василия Перовского-младшего и его супруги Марии Давыдовны родились к 1907 году, когда семья перебралась в Казахстан, четыре
Первая книга
В Казахстане [в городе Верном], а затем в Киргизии [на Иссык-Куле], где пришлось жить семье лесовода Василия Перовского, как раз получила самые яркие — детские, впечатления от общения с природой будущая писательница.
И сохранила их на всю жизнь.
Опубликовав свою первую книгу «Ребята и зверята» только-только, можно сказать, выйдя из детского возраста — еще будучи студенткой биофака МГУ, Ольга Васильевна писала всегда, как я называю такой стиль, по-детски: очень просто.
Так излагают свои мысли, насколько я заметил, только очень талантливые люди. И… дети, естественно, которым совершенно никакого таланта не требуется — их устами ведь Бог молвит.
Видимо, за эту кажущуюся простоту [талантливую простоту] Максим Горький на первом съезде писателей и назвал Ольгу Перовскую «классической детской писательницей».
Не удержусь, чтобы не обратиться к самой Ольге Васильевне за примером классической, скажем так, детскости в писательском творчестве:
«Ивана Васильевича вы, наверное, знаете? Это тот, в очках, который ходит с бидончиком в молочную на углу Смоленского рынка и Шепетьевского переулка. У него пушистая борода на две стороны, а посерёдке торчит голый подбородок.
Он в мягкой толстовке и в мягких кавказских сапогах. И на голове у него тоже мягкая шляпа. И сам он весь мягкий, пушистый, так и хочется потрогать рукой.
Ну, что? Вспомнили теперь? Видали его, конечно.
Его все знают. Много лет тому назад он поселился тут поблизости, в Кривом переулке, в стареньком двухэтажном домике.
В двух крошечных комнатках помещается он со своей семьёй: с Марьей Петровной и Дамкой.
Когда Иван Васильевич приносит молоко, Марья Петровна варит кофе. Потом Иван Васильевич уходит на службу в статистику. Марья Петровна провожает его на лестницу и только успевает захлопнуть дверь, как вспоминает самое нужное.
Она бежит к окну, высовывается и кричит в переулок:
— Носовой платок взял? Очки не забыл?
И глядит ему вслед, пока он не скроется за углом».
Это начало повести «Бердягинский внучек» — интереснейшей истории о медвежонке, которого — под видом внука, прислали из деревни в Москву.
А это — начало повести «Мармотка»:
«Мне не повезло. Над Важаихой зарядили дожди. Грязь на улицах раскисла на полметра. Она грузла на сапогах, громко чавкала и глотала прямо
Бородатые важаихинцы, словно озорные мальчишки, рассаживались вдоль улиц, по обочинам, на бревнах изгородей. Случалось, вязли они и в середине улицы, и на перекрестках.
Во всех этих случаях они принимались «реветь» своим отпрыскам и хозяйкам.
Самостоятельные кержацкие сыны не спеша заводили в оглобли коней и доставляли «утопших» на твердую землю.
Раз я тоже утопила в грязи обе свои калоши.
Время было к вечеру. «Реветь» на всю улицу своего квартирохозяина я не решалась. А надеяться на случайных проезжих не приходилось. Хитрые важаихинцы ездили не по улицам, а все больше кругом деревни.
— К забору! — кричали мне женщины с твердой земли. — К забору ступай. Э–вон забор–та!
К какому забору? В середине площади одиноко стоял неогороженный деревянный двухэтажный дом, чайная или столовая, с темно–зеленой вывеской «Аппетит». Но сколько я ни оглядывалась, нигде не было и признака забора.
Забором оказался… немец Зобар Иоганнович Мейер, которого называли Забором Ивановичем».
Еще мне очень нравится повесть «Остров степи» [о заповеднике Аскания Нова]:
«С неба упала маленькая звездочка. Над самой землей, в больших кустах, она как будто раздвоилась: из нее родилось два крохотных огонька. Огоньки отделились от кустов и поплыли к темному спящему дому.
Вдруг они задрожали и заговорили обыкновенными человеческими голосами. Оказалось, что это никакие не звездочки, а самые простые папиросы в зубах двух человек.
Одна папироса прыгает очень высоко. Это кто-то худой, долговязый и басистый. Он медленно вытягивает из грязи ноги и шагает, как в семимильных сапогах.
Другой огонек на целый аршин ниже. Кто-то очень проворный, живой скачет через лужицы и стоит на одной ноге, выбирая, куда бы поставить другую».
Потрясающе!
А вот начало, пожалуй, самой известной звериной истории Ольги Перовской — о тигренке Ваське:
«Мы играли в саду за домом, когда вернулись охотники. С террасы закричали:
— Бегите скорей, посмотрите, кого привезли.
Мы побежали смотреть.
По двору, описывая круг перед крыльцом, проезжали одна за другой телеги. На них были шкуры зверей, рога диких козлов и кабаньи туши. Отец шагал у последней телеги, а на ней, на передке, сидел, сгорбившись и озираясь по сторонам… тигренок. Да-да, самый настоящий тигренок! Усталый, покрытый пылью, он ухватился когтями за край телеги и так протрясся по всему двору. А когда лошадь остановилась перед крыльцом, где стояло много людей, он испугался, попятился и растерянно оглянулся на отца.