Кошмар на улице дачной
Шрифт:
– Вот я Павлика с тех пор и приголубила, – со вздохом продолжила тетя Ира. – Одни они с матерью, отца нету, тетка противная была, да и ту убили. Один мальчик в целом свете, как не обогреть? Ритка – она женщина хорошая, инвалид опять же, но как мать очень уж нерадивая. Нет, я ничего не говорю, она больная, сердце у нее, хромота с детства, но все-таки иногда надо мальчика своего и помыть, и одежду ему поменять. Нельзя же, чтобы ребенок месяцами в одном и том же ходил. Не знаю, что там с ним в детстве было, я тут живу года три всего. Но все эти годы я Павлика ни разу чистеньким и ухоженным не наблюдала.
Теперь Шуре даже стало жалко Павлика. И еще ей стало стыдно за свои мысли на его счет.
– Другой бы на его месте при таком уходе от рук отбился, хулиганом сделался в ответ на такое обращение, а он нет, наоборот, к матери всей душой. Тетку и ту оправдывать пытался. Мать жалел, конечно, но и тетку не ругал никогда.
– Что же получается, у этой женщины сначала сестру убили, а теперь и сын пропал?
– Единственный сын, – подтвердила тетя Ира, которая, кажется, в чужом несчастье находила какой-то своеобразный смак. – И какой сын! Всем бы таких сыновей. Вот у меня дочка, а от нее внучка, а и то никогда от них такой ласки, как от этого чужого мальчика я не видела. Он и обнимет, и за руку подержит, и в щеку поцелует и так прижмется. Заинька! Так его жалко, тебе и не передать.
И тетя Ира начала что-то рассказывать совсем уж жалобное и скорбное, но уже так тихо, что Шура ничего разобрать не смогла. Так и вернулась к своим подружкам. Те ждали ее с нетерпением.
– Ну что? Уговорила свою маму?
– Да.
Девчонки возликовали, особенно Полина, которая была младше их и искренне радовалась таким шалостям. А вот Настя с Шурой как-то притихли. Страшновато им было решиться на то, что они затеяли. Пока мама Шуры не дала своего согласия, они обе подсознательно думали, что предприятие их может и расстроиться по вине взрослых. Они обе были бы этому только рады. Но коли так уж сложилось, что пути назад им не было, то теперь впору было призадуматься всерьез. А так ли уж безопасно то, что они затеяли?
И когда Полину позвала домой бабушка, оставшиеся наедине друг с другом девчонки переглянулись.
– Может, не пойдем никуда ночью? – предложила Настя.
– Мне кажется, это насчет медведя Полинка сама и придумала. А теперь врет, что не имеет к этому никакого отношения.
– Ничего мы там не увидим.
– Глупость какая-то.
– У Полинки ветер в голове, придумала, а мы с тобой и поддались.
– Нет, забавно, конечно, ночью пойти, но…
– Но страшно.
Это Настя сказала истинную правду. И девчонки притихли. Но до вечера им так и не удалось придумать достойного предлога, чтобы с честью выйти из положения. Больше всего им хотелось, чтобы внешние обстоятельства сложились таким образом, чтобы неугомонная Полинка никуда сама не смогла бы пойти ночью. Родители бы ее, к примеру, среди недели приехали. У матери Полинки глаз острый и слух как у дикой кошки, при ней Полинке нипочем не удалось бы выскользнуть из дома. Это не бабушка, которая уже старенькая, нюх потеряла, вот и творит внучка при ней все, что захочет.
– Эта Полина вечно что-нибудь такое придумает. Мама говорит, если я не хочу, то могу с ней не дружить. Давай не будем с ней дружить. У меня от нее голова болит. Раздружиться – и конец!
У Шуры иногда от шумной болтовни Полинки голова тоже раскалывалась, но она все-таки не представляла, как из-за такого пустяка можно взять и «раздружиться» с Полиной. Конечно, Полина трещит много и не всегда по делу, но зато она веселая, и в голове у нее тысяча всевозможных проказ и проделок, с ней никогда не бывает скучно, как с умной, но любящей поважничать Настей.
– Нельзя. Она мигом поймет, что мы струсили.
Настя тут же принялась доказывать, что они вовсе не струсили, что это разумное, взвешенное решение взрослых людей, до которых Полине с ее детским умишком еще расти и расти.
– Не забывай, что она на два года младше нас. Она еще ребенок. А я иногда чувствую себя ужасно старой… Ну, прямо лет на шестнадцать.
Шура взрослой себя совсем не ощущала, но, чтобы не осрамиться перед Настей, подтвердила, что она тоже в душе уже шестнадцатилетняя особа, ну, или в крайнем случае четырнадцатилетняя.
Но когда после ужина девочки заявили Полине, что она их утомила, а потому они с ней больше не дружат, а потому ночью никуда не пойдут, Полина лишь рассмеялась.
– Так я и думала, что вы струсите!
– Мы не струсили. Мы просто не хотим идти у тебя на поводу.
– Ну, и сидите дома. А я одна пойду.
– Иди.
– И пойду.
– И иди.
– И пойду, пойду! А вы обе трусихи, так и знайте. И это не вы со мной, а я с вами дружить не желаю!
И Полина убежала. Настя тоже вскоре ушла к себе домой. И Шуре пришлось плестись к себе. Дома ее уже ждала мама.
– Я тебе постелила наверху.
И, протянув дочери второе одеяло, потому что ночь обещала быть прохладной, а на втором этаже не топили, сказала:
– Никак не пойму, зачем тебе понадобилось идти ночевать в мансарду? Там же холодно.
– Ничего.
– И не страшно тебе будет одной?
– Нет, мамочка. К тому же папа говорит, что я должна закалять характер.
Мама проворчала в ответ что-то про мужчин, которые сами за собой уследить не могут, а от детей чего-то требуют, но спорить с Шурой не стала.
– Ладно, иди. Закаляйся.
И Шура потопала наверх. Там было и впрямь не жарко, так что Шура решила лечь прямо в одежде. Долго вертелась, пытаясь согреться. Наконец у нее это получилось, но теперь в голову полезли мысли про Полинку. Неужели она и впрямь отважится пойти одна? Если предположить, что Полинка не сама придумала все про этого блуждающего по поселку мишку Тедди, то с нее станется и пойти. Полинка – она такая, не побоится. Это они с Настей трусихи. А Полинка пойдет. Одна. В темноту. В ночь. И если с ней что-нибудь случится плохое, то они в этом будут виноваты.
Кто мог помочь в такой ситуации? Кто мог дать Шуре дельный совет, как ей поступить? Конечно, дядя Саша! И почему она сразу ему не позвонила!
Шура набрала номер своего любимого дяди и дождалась ответа. Как всегда при звуках его родного теплого голоса, настроение у Шурки улучшилось. Дядя Саша был братом ее мамы. Он был гораздо моложе своей сестры, и еще учился в институте. Все прочие дяди были взрослыми и уже состоявшимися людьми, у них были свои семьи, свои собственные дети. Конечно, они Шурку тоже любили, но только со стороны дяди Саши девочка чувствовала какую-то особенную теплоту.