Кошмар в летнем лагере
Шрифт:
— Не люблю секреты, — это я попробовала все смягчить.
Роман заметно скис и тяжко вздохнул:
— Ну честное слово, там не девчачьи разборки… это между пацанами, Лан. Зачем тебе знать? Ты и так себя плохо сегодня чувствуешь — твоя подруга мне рассказала. Тебе ни к чему нервничать.
— Я отравилась, а не умираю от пулевого ранения. Говори уже.
— Ох, Лана, ты порой такая… ух просто!
Я смотрела на него в ожидании ответа.
— Они нам змей подкинули в сумки с кимоно, — неохотно признался Роман.
— Ого! Ядовитых?
— Надеюсь, что нет. Но было
Пусть мое воображение и нарисовало все так, как сказал Роман — кучу огромных блестящих змей, кишащих на белоснежном кимоно и вываливающихся из сумки, я все же решила не верить в его историю до конца и немного ее отфильтровать. Насчет «огромных» и насчет «кучи» точно имелись сомнения.
Если Роман стыдится видео, скорее всего, там было по одной микро-змейке, из тех, что не отличить от червяков. Я видела таких в озере, а других — ни разу. Не думаю, что футболисты поймали в лесу уникальную карельскую анаконду, скорее наловили мелочь в камышах.
— И вы им ответили? — задумчиво спросила я.
— Само собой!
— Как?
— Закрыли мячи на складе.
И даже об этом я не слышала, что уже обидно — мы с девчонками словно остались за бортом, хотя раньше такого не происходило. Никому бы в голову не пришло сказать «ну вы же девочки», когда мы были младше. Разделения по половому признаку и мнимо-бережного отношения не наблюдалось.
— В принципе, хорошо, что ты узнала, — продолжил меж тем Роман. — А то мало ли… лучше будьте с девчонками осторожнее. А ты одна никуда не ходи, с ногомячниками не общайся и все такое.
— Почему?
— Неужели не понимаешь? По тебе наверняка ударят как по моей девчонке. Может, не в ближайшее время, но… этот Вик — тот еще тип.
— Причем здесь Вик? — я напряглась.
— При том, что он — их лидер. Футболисты его слушают и в рот заглядывают.
Припомнив взгляд Вика, его поведение и некоторую отстранённость даже от своих, я с выводом Романа согласилась — пожалуй, Вик и впрямь походил на лидера. Причем не обожаемого — того, который на одной волне с последователями, а… другого. Хваткого, неглупого и сложного, для которого даже последователи — всего лишь толпа.
Того, кто мог сегодня мне улыбаться и намекать на симпатию только из-за вражды с дзюдоистами — чтобы утереть нос Роману, не более. И у него получилось. Почти. Я же сначала поверила в его простую искренность, хотя интуиция не позволила расслабиться окончательно.
Теперь-то это точно личное и Вик пожует рыбу в ближайшем будущем.
Глава 9
Вечернюю тренировку пропустить не удалось, пока девчонки занимались легкой акробатикой, я сидела и растягивалась. Растяжка всегда была моей сильной стороной, даже в четыре года, когда бабушка привела меня в секцию спортивной гимнастики, мне сказали, что лучше выбрать другую — художественную. Что я тонкая и вырасту высокой, и там добьюсь больших успехов.
Сейчас я понимала, насколько же четко все увидели
Бабушка до сих пор вспоминала этот мой ответ как какой-то семейный мем, но я-то в четыре говорила со всей прямотой и искренностью, только и всего. Меня завораживали не танцы и широкие улыбки, а акробатика, перелеты с жерди на жердь, а еще умение устоять на десятисантиметровой деревянной полоске — бревне.
В последнее время именно бревно стало моим коронным снарядом, моим мастерписом. Большинство гимнасток ненавидели бревно из-за его непредсказуемости и сложности.
Другие снаряды не способны подложить такую свинью.
Вольные — это вопрос внутренних резервов, если на тренировках исполняешь акробатику чисто, то шанс все завалить на соревнованиях минимален. Там все больше сводилось к заступам и «грязи» выступления, но не эпичным падениям. Прыжок и вовсе предсказуем: надо очень, очень сильно переволноваться, чтобы его завалить. Брусья — ох, как сильно их ненавидела я и любили другие — у многих доведены до автоматизма. Вообще, большинство гимнасток хорошо выступали на брусьях, и только для меня они — кошмар. Из-за роста я билась о нижнюю жердь чуть ли не коленями, а для банального большого оборота мне приходилось сгибаться в три погибели, что снижало скорость выступления и многие элементы приходилось тащить силой, тогда как остальным это не требовалось — все решала амплитуда.
Но бревно — это что-то отдельностоящее. Прекрасное и ужасное одновременно.
Упасть можно не просто на всяких маховых сальто, а даже на обычном повороте — стоит только занервничать. В прошлом году на Чемпионате Европы наша Катька устояла на всех сальто и связках, а свалилась, просто поворачиваясь на сто восемьдесят. Думала о маховых и тряслась, как осиновый лист. Бревно обнажало и испытывало на прочность каждый нерв. Пройти комбинацию без падений и серьезных раскачиваний считалось чуть ли не чудом. Исключением, а не правилом. Даже для мастеров спорта, даже для именитых олимпийских чемпионок. Бревно никого не щадило, никому не покорялось.
Но с этим снарядом у меня сошлось все так же, как могло быть с художкой. Из-за роста и хорошей растяжки все прыжки и разножки смотрелись так же круто, как широкая улыбка Жанны на вольных упражнениях. Если на них она брала баллы улыбкой, то я на бревне — красотой исполнения. А из-за моего умения не нервничать, я падала редко. Настолько, что в последние годы все мои золотые медали были завоеваны на одном снаряде. Жаль только, что за отличное владение одним снарядом не берут на Олимпиаду, по крайней мере, в нашей очень сильной сборной это так не работало. Надо быть лучшей во всем, к чему и стремится каждый настоящий спортсмен.