Кошмар во сне и наяву
Шрифт:
Алина Яковлевна закрыла лицо ладонью…
После паузы продолжила:
– Он меня живую оставил – спасибо и на том. Ушел – я валялась без памяти. Потом очнулась уже под утро, начала подниматься, слышу – что-то хрустит. Смотрю – вот эти вырезки в целлофане. Я их чисто машинально сунула в сумку, думала, может, с их помощью милиция…
– Ты заявила в милицию? – перебила Альбина, и мать остро, опасливо глянула на нее. Отвела глаза:
– Да нет… постыдилась позориться. А через месяц, когда поняла, что беременна, уже поздно было заявлять. Хотела сделать аборт, конечно, а врач сказал: детей больше не будет! Ну, я и подумала: может, найдется добрый человек, возьмет с ребенком. Не нашелся, нет. Зато… вот ты…
Альбина кивнула:
– Спасибо, что не сделала.
Если честно, ей хотелось сказать: «Ну и зря не сделала! Зачем я тебе? И ты права: я вообще никому не нужна». Но говорить этого, конечно, было нельзя. Поэтому спросила о том, что волновало всю жизнь:
– А он был кто? Какой?
И получила наотмашь:
– Уголовник какой-то. В сапогах, телогрейке – прямо сейчас с лесоповала! А воняло от него – я тебе передать не могу… Надо же, а? Как бумажки сохранились, непонятно. Думала, давно выкинула это дерьмо, так ведь нет! Но уж больше их тут не будет.
Она подняла коробку с мусором и вышла в коридор.
Альбина сделала было движение вслед, но только махнула рукой.
Ею вдруг овладела странная апатия. Да… воистину – меньше знаешь, лучше спишь. Образ того подводника-летчика, геолога, который постепенно соткался из прежних выдумок матери и всегда незримо присутствовал на обочине ее сознания, рассыпался прахом и был унесен ледяным ветром реальности. На этом месте появился невысокий, с опасным прищуром темных глаз человек, сжимающий в руках нож.
«Какой-то уголовник!»
Альбина усмехнулась, подавляя слезы. Ну не ирония ли судьбы?! Она зачата после изнасилования. Неудивительно, что мать потом всю жизнь ненавидела мужчин… и собственную дочь. И первый опыт общения с мужчинами для этой самой дочери тоже был – насилие?
Это что – какое-то роковое проклятие? И ей судьба прожить жизнь одинокой, сторонясь этих чужих, мерзких, у которых у всех в мыслях одно и то же, одно и то же?..
Она привскочила с воплем, когда чья-то рука крепко взяла ее за щиколотку.
– Опять спишь? – В кабину заглядывал водитель. – Трелевочник подошел. Похоже, скоро вся эта бодяга кончится.
Альбина выглянула. По-прежнему мутное небо, а на часах… О боже, четвертый час!
Однако «вся эта бодяга», похоже, и не собиралась кончаться.
Опять они втроем сидели в кабине «Газели» и смотрели, как трелевочный трактор зацепил «С-100» и вытащил его на берег. Лихо развернулся… и левая гусеница его слетела.
Альбина закрыла глаза. Да неужто сатана столь мелочен, что решил в страстную субботу поизгаляться над теми, кто везет незамысловатые подарки изгоям мира сего, несчастным зекам?!
– Надо было пересесть в трактор, – сказал отец Афанасий мечтательно, словно на райское видение, глядя на берег, где вспыхнул костер.
– А машина? А благотворительный груз?! – в один голос воскликнули Альбина с водителем, и священник пристыженно замолчал. Может быть, потому, что две черные фигуры, беспорядочно метавшиеся перед огнем в попытке водворить гусеницу на место, больше напоминали все-таки видение ада, а не рая.
…А рай на земле, как выяснилось, все-таки существует! Он скрипел и скрежетал вратами, ангел (не с огненным мечом, но с автоматом) преграждал в него вход и придирчиво проверял документы. Рай был надежно огражден от внешнего мира и даже от неба – сетками, решетками, колючей проволокой. Альбина была так измучена, что даже не ужаснулась собственному кощунству: это место мучений многих людей она сравнила с раем! Но главное, что там было тепло и сухо.
Толстая, уютная женщина куда-то повела ничего не соображающую Альбину. В убогом, полутемном помещении пахло дезинфекцией.
Попросили подождать в коридоре. Альбина стояла, чуть пошатываясь, и смотрела на стену, где висел плакат: толстый зеленый дракон с надписью на брюхе «СПИД» задумчиво смотрел на худенького человечка. Пожалуй, жертве ничего не грозило: она выглядела полудохлой и без всякого СПИДа, а глаза у зеленого дракона были такие добрые-добрые…
– Посторонитесь, девушка, – сказал кто-то сзади.
Альбина отшатнулась. Человек в форме провел мимо нее узкоплечего парня, который придерживал спадающие брюки и негромко постанывал. Парень скрылся за маленькой дверкой с буквой М, конвойный остался в коридоре.
– Это что, больной? – с сомнением спросила Альбина.
– От здоровья не лечат, – пожал плечами конвойный.
Альбина кивнула. На самом-то деле она хотела спросить: «Это что, заключенный?» Как-то так… запросто, без кандалов, без дула в спину…
Еще раз огляделась, пытаясь воскресить в себе чувство священного ужаса. Она в тюрьме! Ну, предположим, не в тюрьме, а в колонии, в ИТУ ь 18, – но все-таки!
Однако санчасть была похожа на любую заштатную больничку в эпоху кризиса, то есть находящуюся в традиционно-бедственном состоянии.
– Пошли, дорогая, – сказала появившаяся толстуха. – Душ хочешь? И баиньки, да?
– Да… – эхом отозвалась Альбина, засыпая на ходу. Во всяком случае, она совершенно не помнила ни душа, ни чаю, ни процесса укладывания.
Проснулась от осторожного похлопывания по плечу:
– Пора, пора вставать!
Открыла глаза, пока еще слабо соображая, села – и вцепилась в кровать, чтобы не упасть от сильнейшего головокружения. Время вдруг пошло закручивать тугую спираль, откатываться назад… Все кошмары начинались с самого начала, потому что к началу их Альбина и вернулась: в дверях, слабо освещенный сзади, стоял высокий человек в белом халате, и луч света очерчивал его четкий профиль, словно бы раскаленным лезвием обводил: нахмуренный лоб с упавшей на него светлой прядкой, хищный нос, твердые губы. Нервно дернулась щека, и человек прижал ее пальцем.
«У него тик, – в точности как тогда, подумала Альбина. – Нервный тик!»
Герман пальпировал Стольнику печень, когда в коридоре вдруг что-то длинно, раскатисто треснуло.
«Разбили, что ли?» – мелькнула мысль.
Он вскинул брови, оглядываясь, и тут, на полуобороте, поймал напрягшийся взгляд Стольника. Его блеклые глаза как бы вцепились в Германа, не отпуская его. И опять громыхнуло.
Германа обдало холодом. Выстрел! В коридоре стреляют!
Он метнулся к двери, инстинктивно-защитным движением прикрывая собой распластанного на кровати Стольника, и пропустил его рывок следом. Почувствовал только удар, едва не переломивший шею.