Кошмар во сне и наяву
Шрифт:
Глухо ахнув от боли, рухнул на колени, упираясь руками в пол. Стольник клещом вцепился в волосы, круто закинул голову назад, глянул сверху в полуослепшие от боли глаза:
– Хочешь жить – не дергайся!
И, пнув в поясницу, заставил встать, погнал к двери.
Еще слабо соображая, Герман вывалился в коридор и какой-то миг стоял, непонимающе всматриваясь в завесу зловонного дыма, в которой метались темные фигуры. На него налетела Регина Теофиловна с огромными, белыми от страха глазами, рот приоткрыт в сдавленном крике, руки заломлены за спину. Ее сильно толкал вперед,
Герман рванулся к нему, вмиг забыв обо всем, играючи стряхнув тяжесть, которая висела на его плечах, но его сильно, больно ткнуло меж ребер, а голос Стольника повторил:
– Я же русским языком сказал, лепило: не дергайся, коли жить хочешь!
И тут до Германа разом дошло, что все это значит: неподвижное, окровавленное тело в углу, остановившиеся глаза Регины Теофиловны, треск выстрелов, ствол, упершийся в его бок… То, о чем он только читал и слышал, что всегда происходило где-то когда-то в другом месте… Это случилось с ним самим, сейчас… это происходит здесь!
Еще один человек вынырнул из дыма, и Герман, помнится, мимолетно удивился, узнав Бирюка: как, и он в этом деле?.. Бирюк повел стволом автомата:
– Все к стене!
Стольник опять сильно толкнул Германа вперед. Рядом влипли в стену Агапов и Регина Теофиловна. Стольник, выглядевший нелепо и жутко в одном исподнем, но с пистолетом в руках, обежал всех взглядом, будто искал кого-то; Герман, словно впервые, увидел на его шее татуировку: паук ползет к уху. Его передернуло.
Стольник, нахмурясь, метнулся в дверь палаты.
Раздался крик. Стольник появился, волоча за собой женщину; сильно толкнул – она упала бы, не подхвати ее Герман.
Эта была, очевидно, та самая девушка из благотворительного фонда. Она уже успела одеться, Герман вдруг, с неожиданно проснувшейся остротой ощущений, почувствовал ладонью мягкость ее кашемирового джемпера. Это было нелепо, ненужно, не отсюда, и он тотчас забыл об этом. Выпрямился у стены, поддерживая прильнувшую к нему девушку.
Бирюк поднял автомат…
«Неужели прямо сейчас расстреляют – и все?..»
Черные злые глаза встретились со взглядом Германа, сузились; Бирюк опустил автомат.
– Вы заложники, – негромко сказал Стольник. – В кино видели? Будете сидеть здесь, пока Китаев и его придурки не выполнят наших условий. Начнете ерепениться – мы над вами всяко извращаться станем. – Он хмыкнул, словно хотел обратить свои слова в шутку. И опять обежал рысьим взглядом стоящих у стены: – А где еще двое?
Заключенный, который тащил Агапова, зло ощерясь, открыл четвертую палату, вытолкал оттуда полусонных, ничего не соображающих Антона и Макса, держа их за загривки, как нашкодивших котят:
– Смотрите, чего нашел!
– А, да это же свои, – обрадовался Стольник. – Ну что, сявки, способны понять, хрен из хрен?
Антон мелко закивал, Макс тоже слабо зашевелил головой.
– Кто не с нами, тот против нас, – усмехнулся Стольник. – Вас к стеночке прислонить или желаете на вертолете покататься? Надоело небось тут ежиков пасти, охота погулять?
Макс отпрянул с выражением равнозначного ужаса перед обеими перспективами.
– А куда лететь? – хрипло спросил Антон, увернувшись с пути еще двух заключенных, которые выскочили из кабинета Германа и разбежались по палатам, повинуясь приказу Бирюка: «Блокируйте окна! Завалите кроватями!»
Поднялся грохот. Стольник поморщился:
– Дергать отсюда решили те, кому обрыдло срока мотать. Вы еще молодые, можете свои восемь или сколько там потерпеть, а нам с Бирюком и Вахой нету интереса тут до смерти досиживать. Ребятки тоже гульнуть решили по Кавказским горам, так что – решайтесь.
Герман поглядел на Ваху. Он не помнил фамилии этого человека с лицом, словно бы высеченным из грубого серого камня. Вроде бы он чеченец, вспомнилось сейчас, когда услышал про кавказские горы. Ну, с адресом побега все ясно: эта территория в наше время похлеще какого-нибудь махновского Гуляй-поля! Но вертолет… Сколько может лететь вертолет? Три, пять часов? Сомнительно. Наверное, обдуман пункт посадки, где-то ждет подстава.
Он не метался мыслями: да как же это могло случиться, да каким образом? Как бы оно ни случилось, судя по слаженности действий и вооружению захватчиков, все было обдумано заранее. И очень тщательно. И можно не сомневаться: присутствовала устойчивая связь с волей.
Он нахмурился, ловя обрывок какой-то догадки, родившейся как ответ на вопрос: почему те двое урок выскочили из его кабинета вооруженными?..
– Ладно, короче, – взмахнул пистолетом Стольник. – Детали после. Не крути так громко колесиками, лепило, девчонка потом все тебе расскажет, как машинки с пушками сюда доставили. Христос воскрес! – хихикнул он, поворачиваясь к Вахе. – Или Аллах акбар? Воистину акбар!
Девушка резко вздрогнула под рукой Германа. Он покосился – и встретил полный ужаса и изумления взгляд.
– Я ничего не понимаю, – сказала тихо. – Он что, хочет сказать – мы привезли сюда оружие? Чепуха какая.
– Так это ты… со своими куличами! – захлебнулась криком Регина Теофиловна.
Ваша повел стволом – она умолкла, будто подавилась.
Девушка закрыла лицо руками.
– Не переживай, – отечески сказал Стольник. – Это мужские игры. Вас не обыскивали, конечно? И коробки не проверили? Ну да, кому это на хрен надо среди ночи да когда такой батончик своими сиськами груз прикрывает.
– Это… шофер? – с запинкой спросила девушка.
– Да уж не этот ваш… смиренный инокпланетянин под рясой приволок! – хохотнул Стольник. – А лихо все проделано, да? Разлила-ась Волга широко!.. – дурашливо заорал он вдруг и резко оборвал песню: – Ладно, кончили базар. Вы, двое, быстро решили: куда – к стенке или с нами?
– С вами, – выпалил Антон, дергая Макса за руку, – конечно!
– Лады. Тогда наденьте штаны, а то стоите, как два грызуна-детсадника. Да и сам оденусь, холодрыга.