Кошмар за бесценок
Шрифт:
Он созвонился с Борисом и договорился, что приедет в офис прямо сейчас. Изучит функционал снабженца, прикинет свои возможности. Посмотрит, когда ближайшие командировки.
– С Ирой помиришься заодно. – подбодрил Саша, когда Матвей уже обувался.
– Мы не ссорились с Ирой. – пыхтя, ответил он.
Не слишком членораздельно.
– Чего? – не понял Саша.
– Того. – Матвей разогнулся, повесил на место рожок для обуви, одернул свитер. – Веди себя хорошо, говорю!
– А-а… это всенепременно. – парень карикатурно склонил голову перед отцом.
– Юморист. – фыркнул
И вышел из дома. Входную дверь он запер на нижний замок, повернув ключ дважды. Изнутри дверь открывалась с помощью поворотной защёлки, что было очень удобно. В принципе.
Матвей завёл машину и немного прогрел двигатель. Покрутил головой, чтобы убедиться в том, что выезд свободен. Сдал задним ходом, поворачивая руль вправо, не отрывая взгляда от зеркала заднего вида. Отлично! Теперь осталось выехать на дорогу. Матвей перевёл взгляд от зеркала вперёд, на дорогу через лобовое стекло, и сильно вздрогнул. Прямо перед капотом стояла женщина и недобро смотрела на него.
Чего он так испугался? Баба была совершенно обычной. Лет пятидесяти, может чуть больше – Матвей не особо хорошо разбирался в возрасте женщин. На тётке были обычные юбка и кофта, чуть выбивалась из общей картины косынка на голове. Косынка была ярко-красной, и завязана не под подбородком, а сзади, как у задорной комсомолки восьмидесятых годов, или даже ранее. Возможно, привычка так повязывать косынку пришла вместе с этой женщиной прямиком из прошлого. Ну, не прямиком, конечно, а по обычному временному пути. Как завязывала она платочек сзади в период своей комсомольской юности, так и осталась привычка с женщиной на все времена.
Матвей собрался уже высунуться в окно и спросить, чем он может помочь, когда женщина вдруг резко повернулась и ушла куда-то в переулок между домами. Откуда она вообще взялась? Когда Матвей озирался перед тем, как вырулить на дорогу, вокруг не было никого. Он готов был поклясться, что не было.
Проезжая через пять секунд мимо переулка, куда направилась женщина в комсомольской косынке, Матвей увидел, что переулок пуст. И снова вздрогнул. И опять странная тягучая волна страха окатила его с ног до головы. Прошла по спине, заставив кожу намокнуть под свитером. «Перестань психовать!» – твёрдо сказал себе Матвей. – «Ты недавно похоронил жену. От такого может спятить кто угодно, а всё же не растекайся, братец! Держи себя в руках!»
Договорившись сам с собой таким образом, Матвей покатил в сторону столицы. Он твёрдо решил, что с первой же зарплаты поставит вокруг дома нормальный капитальный забор вместо невнятной низкой ограды в которой нет ни калитки, ни ворот. Матвей купил дом по деньгам, о заборах он не думал. А вот сейчас почувствовал некий дискомфорт, думая о своём беспомощном сыне.
Он набрал номер Саши. Мальчик ответил сразу:
– Да, пап!
– Иди проверь дверь. Заперта ли.
– Папа, да ну ты чего? – начал канючить Саша. – Ну ты же закрывал, я помню!
Он просто уже залез в игру и отрываться совершенно не хотелось.
– Через десять минут проверю, ладно?
Ладно. Ему и без того не так, чтобы повезло в жизни. Матвей не хотел быть деспотом.
– Но проверь обязательно и сразу мне позвони!
Доиграв, Саша поехал в коридор. Дверь была заперта. Само собой! Он же помнил, как ключ повернулся в двери.
– Пап, всё в порядке. Сижу под замком.
– Отлично! – выдохнул в трубку Матвей.
Саша повернулся вместе с креслом, и у него вырвалось:
– Ох и нифига ж себе!..
– Что? Что такое? – заволновался Матвей.
– Всё в полном порядке! – бодро соврал Саша. – Я просто уже в комнате. Тут кое-что в игре у нас…
Он и сам не понял, зачем соврал. Может, чтобы отец не волновался. Чтобы не напугался и не повернул в сторону дома через двойную сплошную или встречку.
– Пап, ты не волнуйся. И я тебя жду.
Сбросив звонок, Саша положил телефон в большой карман широких штанов и посмотрел на старинный обшарпанный предмет мебели, который, наверняка, почти на сто процентов, назывался буфетом. На узкой полке – это же полка? – буфета стояла картонная коробка. Занятно. Что за чертовщина? Ведь час назад тут не было этого буфета. Не было же?
Саше не было страшно. Он почувствовал себя героем фильма ужасов, но пока без ужасов. Ну, или психологического триллера, где все дружно спятили. Саша подкатил к буфету, потянулся и взял коробку. Поставил на колени, открыл и убедился, что это та самая коробка, которую они с отцом искали.
– Спасибо! – предельно вежливо сказал парень в пустоту и поехал в свою комнату.
Страха не было. Но и оборачиваться, чтобы ещё раз взглянуть на таинственный буфет, почему-то совершенно не хотелось.
– Сомневаешься? – спросил Борис.
– Если бы не Сашка, я бы ни минуты не сомневался. – признался Матвей. – И работа мне вполне по силам, и зарплата более чем устраивает. Но эти командировки…
– Слушай, сколько твоему сыну лет?
– Тринадцать. Почти четырнадцать. А что?
– Да немало это, вот что! Вспомни нас в его годы. Мы уже считали себя абсолютно взрослыми. И сами были с усами. Нам никакие няньки были не нужны!
Матвей усмехнулся и внимательно посмотрел на Борю. Просто стоял напротив и смотрел с усмешкой. Молча. Борис тоже замолчал ненадолго, а потом сказал:
– Ну, да. Прости. Я забываю всё время.
Матвей понимал. Есть просто дети, а есть дети с особенностями. Никто и не обязан помнить.
Он помнил об этом каждую секунду своей жизни. Потому что у Матвея была не просто ответственность за сына, а особая ответственность. Мало ли что! Даже когда он уезжал всего на пару часов, или на восемь рабочих часов. Вдруг от коляски отвалилось колесо, Сашка упал на пол, и остался лежать на полу, беспомощным? Это было маловероятно, и Матвей постоянно проверял их, колёса эти. И спинку проверял, и сидение. И кресло было относительно новым, с чего бы ему колёса терять. И самое-то главное, Матвей мало кому мог объяснить, что это и есть его жизнь. Постоянные картинки в голове под кодовым названием «а вдруг». Он и сам на себя злился за это, но оставляя Сашу одного, Матвей никогда не чувствовал себя спокойно. Ни одной минуты. Няня, которая квалифицированно присмотрит за сыном, это хоть какое-то успокоение. Процента на два из ста.