Космер: Тайная история
Шрифт:
Дядя Вон всегда учил, что в жизни обязательно найдется кто-то изворотливее, хитрее тебя. Пускай ты даже самая-пресамая, но рано или поздно все равно тебя надуют.
Шуту она проиграла. Но теперь непременно выиграет – конечно, при условии, что прекратит сокрушаться из-за поражения и поставит себе целью воспользоваться шансом. В этот раз ставка – не богатство, а жизнь! Ее собственная жизнь!
Стражники были Бойцами, поскольку именно так их нарекли Великие. Когда-то Бойцы именовали себя мулла’дилями, но их народ так давно слился с империей, что первоначальное название почти позабылось. Были они гибкими и жилистыми; кожа бледная, волосы – темные, как
– Эй, ты! – выкрикнула она, обращаясь к самому рослому Бойцу, возглавлявшему группу стражей. – Я тебя узнала!
Моложавый капитан носил столь изысканную прическу, что нечасто надевал шлем. Бойцы были в фаворе у Великих, а потому некоторые из них росли в чинах. Такое продвижение в иерархии у них называлось Возвышением. А этот, судя по виду, принадлежал к числу рьяных. Его броня была начищена до блеска, и он, несомненно, верил, что создан для важных свершений.
– Конь, – продолжала Шай. – Ты перебросил меня через его спину, когда я попалась. Отменный конь у тебя. Рослый, белоснежный, гуришской породы. А ты, как я погляжу, отменный знаток лошадей.
Боец глядел по-прежнему прямо перед собой.
– Женщина, убивая тебя, я получу удовольствие, – тихо, но отчетливо прошептал он.
«А тут красиво», – решила Шай.
Они вошли в императорское крыло дворца. Каменная кладка была изумительна – копировала древний ламиойский стиль, а возвышающиеся повсюду мраморные колонны скульпторы покрыли искуснейшими барельефами. Расставленные между колоннами громадные чаши тоже были сделаны в подражание ламиойским.
Шай вспомнила, что у власти сейчас члены фракции «Наследие», из чего следует, что и сам император – из «Наследия». В эту фракцию входят пять арбитров, которые на деле и управляют империей. В особом почете у членов группировки древние культуры, поэтому часть императорского крыла построена в старинном стиле. Шай не сомневалась, что в «древних» чашах лежат оттиски печати души, благодаря которым эти имитации неотличимы от подлинников.
Да, Великие называли ремесло Шай скверной, но незаконным у этого ремесла был только один аспект: подделывание человека. Подделывание же неодушевленных предметов допускалось и даже поощрялось, при условии надлежащего надзора за этим промыслом.
Опрокинь такую чашу, вынь из нее печать души, и утонченное произведение искусства превратится в неказистую посудину.
Бойцы подвели Шай к инкрустированной золотом двери. Когда та отворилась, на обратной стороне внизу Шай заметила печать души, что придавала двери вид величественной реликвии из далекого прошлого.
И вот Шай в уютной комнате с потрескивающим очагом, толстыми коврами и мебелью мореного дерева.
«Интерьер охотничьего домика, пятый век», – подумала Шай.
Внутри дожидались все пять арбитров, членов фракции «Наследие». Трое из них – мужчина и две женщины – сидели у камина на стульях с высокими спинками, а еще одна женщина – за столом напротив двери. Фрава, верховный арбитр, влиятельнейшая фигура в империи, чей авторитет уступал разве что авторитету императора Ашравана. Ее тога блистала золотом, а седеющие волосы были заплетены в косу, в которую искусно вплели красные и золотые ленты. Надзирала Фрава за весьма и весьма многим, в том числе единолично и за Имперской галереей, обчистить которую
Перед столом, за которым сидела Фрава, стоял Гаотона. Похоже, эти двое что-то горячо обсуждали, но теперь повисла пауза. Гаотона стоял выпрямившись и заложив руки за спину – поза задумчивости. Среди коллег-арбитров он был самым старшим, но, по слухам, наименее влиятельным – император лишил его своего расположения.
С появлением Шай оба пристально оглядели ее, как будто она была кошкой, опрокинувшей дорогую фарфоровую вазу. Шай же отчаянно старалась не щуриться – очков-то нет, а нужно казаться сильной.
– Ван Шай-Лу, – заговорила Фрава, взяв со стола лист бумаги, – список предъявляемых тебе обвинений впечатляет…
«В какую игру играет эта женщина? Ей явно что-то нужно от меня, – решила Шай. – Иначе бы меня сюда не привели. Похоже, это он и есть, мой шанс!»
– Ты выдавала себя за женщину благородного происхождения, – продолжала Фрава. – Подделав собственную душу, проникла в Имперскую галерею с намерением похитить Лунный скипетр. Неужели верила, что мы не отличим твою убогую фальшивку от столь важного достояния империи?
«А ведь и впрямь не отличили, – мысленно ответила ей Шай. – Ведь шут сбежал-таки с оригиналом». – Мысль о том, что в галерее на почетном месте для настоящего Лунного скипетра сияет ее подделка, доставляла Шай превеликое удовольствие.
– И вот еще это. – Фрава щелкнула пальцами, и Боец что-то притащил из глубины комнаты.
Полотно. Стражник положил его на стол. Шедевр, написанный мастером Хан Шу-Ксеном. «Лилия в весеннем пруду».
– Узнаешь? Нашли в твоей комнате в таверне. Имитация одной из самых знаменитых картин в империи. Оригинал находится в моей собственности. Мы передали ее нашим экспертам, и они оценили твою подделку как в лучшем случае любительскую.
Шай встретилась взглядом с Фравой. Та на несколько секунд замолкла.
– Не расскажешь ли, для чего ее сотворила? – продолжила она затем. – Собиралась подменить и утащить оригинал прямо из моего кабинета в галерее? Но зачем тебе картина, если ты намеревалась убежать с Лунным скипетром? Жадность одолела?
– Дядя Вон учил меня иметь на всякий случай запасной план, – ответила Шай. – А окажется скипетр там в нужное время или нет, мне было неведомо.
– Ах, вот оно как… – почти с материнской интонацией произнесла Фрава, хотя в действительности испытывала отвращение вперемешку с брезгливой снисходительностью. – Ты просила, чтобы в рассмотрении твоего дела участвовал арбитр. Многие преступники упрашивают о том же… И мне захотелось откликнуться на твою просьбу. Прежде всего интересно было узнать, зачем ты подделала картину. Неразумное дитя, неужели всерьез надеялась, что тебя оправдают и затем восвояси отпустят? С твоими-то грехами? Неразумное дитя, ты вряд ли представляешь себе, насколько плачевно твое положение. Наше милосердие вовсе не безгранично.
Шай мельком взглянула на сидящих у камина арбитров. Казалось, им до нее и дела нет, однако друг с другом они не общались даже шепотом.
«Что-то важное происходит, – сделала вывод Шай. – И это что-то их чрезвычайно беспокоит».
Гаотона стоял молча, его лицо не выражало эмоций. Фрава же взирала на Шай, как сердитый родитель на отбившегося от рук отпрыска; она специально сделала длительную многозначительную паузу. Не иначе, надеялась, что Шай поверит в недосказанное верховным арбитром. Поверит в возможное освобождение, станет в дальнейшем мягкой, податливой и согласится на все, что ей предложат.