Космер: Тайная история
Шрифт:
Каждый день приходил клеймящий кровью и обновлял оттиск печати на двери. И каждый раз ему вновь требовалась кровь Шай, и на ее руках появлялись новые неглубокие порезы.
А еще к ней частенько наведывался Гаотона – оценивающе наблюдал за тем, как она читает, но ненависти в глазах вроде не было.
Шай же, постоянно прокручивая в уме различные способы побега, вскоре осознала, что есть шанс все-таки втереться к престарелому арбитру в доверие. А затем, если повезет, и манипулировать им удастся.
День двенадцатый
Шай
Печать души оставляла осязаемый оттиск на любом материале. Шай повернула ее вполоборота. Краска не размазалась. Как-то один из наставников объяснил ей: происходит это потому, что печать соприкасается с душой предмета.
Шай приподняла печать над столом. На нем осталось яр-ко-красное рельефное изображение, как будто вырезанное искусным мастером. В тот же миг неказистый, неполированный кедровый стол преобразился в ладно скроенный, с тончайшей резьбой и серебряной инкрустацией на кромках столешницы и ножках. От безукоризненно гладкой, покрытой густым слоем лака поверхности отразился огонь стоявших перед поддельщицей свечей.
Только что читавший Гаотона выпрямился, а стоявший у двери Зу обеспокоенно дернулся.
– Что это? – требовательно спросил Гаотона.
Шай провела пальцами по крышке стола.
– От прежнего у меня были занозы, – сообщила она, удобнее усаживаясь на стуле.
Тот натужно заскрипел.
«Ты следующий», – решила поддельщица.
Гаотона, будто не веря, что перед ним не иллюзия, приблизился и прикоснулся к столу. Тот, разумеется, оказался настоящим.
– Драгоценное время на мебель потратила?
– Такая работа помогает мне думать.
– Делом занимайся, а не чепухой! – вознегодовал Гаотона. – Империя в опасности!
«Какая там империя, – подумала Шай. – Только ваше правление в ней».
Прошло уже одиннадцать дней, а ей никак не удавалось найти подход к Гаотоне. Не находилось ни одной зацепки.
– Я не покладая рук тружусь над вашей проблемой, – произнесла она. – И проблема эта, скажу я вам, вовсе не из легких.
– А столик заменить для тебя, напротив, легче легкого?
– Разумеется! – охотно подтвердила Шай. – Тут работы всего ничего – переписать историю стола так, будто бы за ним должным образом следили, а не бросили рассыхаться.
Гаотона, осматривая столик, присел на корточки.
– Но эта резьба, инкрустации… Ведь изначально их и в помине не было.
– Ну, я добавила незначительные детали от себя.
Признаться, Шай и сама пока не знала, полностью ли ей удалась трансформация. Не исключено, что через минуту-другую действие печати развеется, а стол опять станет прежним, неказистым. И все же она полагала, что весьма точно угадала прошлое предмета. В хрониках, которые она сейчас изучала, упоминалось, какие подарки откуда были привезены.
«Конкретно этот стол, – думалось ей, – наверняка доставили из далекого Свордана и подарили предшественнику Ашравана. Отношения со Сворданом затем порядком разладились, стол убрали с глаз долой и думать о нем позабыли».
– Я очень долго изучал древнее искусство, – проговорил Гаотона, по-прежнему рассматривая столик. – Но никак не пойму, к какому периоду он относится? К династии Виварэ?
– Нет.
–
– Нет.
– Тогда что же?
– Ничего, – раздраженно произнесла Шай. – Это совсем не копия, а все тот же стол, просто слегка улучшенный. В этом заключался один из основополагающих принципов создания хорошей подделки: был бы оригинал чуть лучше, и люди могли бы предпочесть фальшивку, потому что она превосходит подлинник.
Гаотона поднялся, и взгляд его был озадаченным.
«Он наверняка опять полагает, что мой талант растрачивается понапрасну», – подумала Шай раздосадованно и отодвинула от себя пачку бумаг, в которых со слов придворной челяди в деталях расписывалась жизнь императора. Эти бумаги принесли по просьбе Шай, поскольку ей нужна была неприглаженная правда, касавшаяся жизни императора, а не только сухие строчки из официальных летописей и хроник.
Гаотона вернулся к своему стулу.
– Честно говоря, в голове не укладывается, как можно считать преобразование стола пустячным делом. Я, конечно, догадываюсь, что трансформировать стол значительно проще, чем выполнить наше поручение, но все же и то и другое представляется мне непостижимым.
– Переделать душу человека непомерно сложнее, чем стол.
– Теоретически я, конечно, это понимаю. Но вот практически… В чем тут разница?
Шай пристально посмотрела на него.
«Похоже, он стремится побольше разузнать о том, чем я занимаюсь».
Он, разумеется, понимал, что она попытается сбежать. И оба старательно делали вид, что ни о чем подобном не догадываются.
– Ладно. – Шай встала и подошла к стене. – Поговорим о создании подделок. Стены камеры, в которой вы меня держали, сложены из сорока четырех пород камня. Все это только ради того, чтобы задержать меня на максимально возможное время. Чтобы сбежать, мне пришлось бы выяснить состав и происхождение каждого блока. А для чего?
– Для того, чтобы подделать стену. Это же понятно.
– Хорошо. Но зачем мне переписывать историю каждого отдельного блока? – спросила она. – Ведь можно заменить один блок или несколько, сделать между ними какой-нибудь туннель или лаз и просто удрать.
– Я… – Он нахмурился. – Признаюсь, ответа у меня нет.
Шай провела рукой по стене комнаты. Стена была покрашена, хотя за давностью лет краска во многих местах шелушилась, а кое-где свисала рваными лоскутами. Под пальцами отчетливо чувствовались отдельные блоки.
– Все в этом мире, Гаотона, пребывают в трех реальностях: Физической, Когнитивной и Духовной. Физическая – это то, что мы видим и осязаем. Когнитивная отражает то, как наш разум воспринимает объект и как объект воспринимается самим собой. В Духовной же реальности находится душа объекта, сама его сущность, а также все его связи с предметами и людьми, его окружающими.
– Да пойми ты наконец, – нетерпеливо произнес Гаотона, – меня не пронять языческими байками.
– Ну да, конечно, вы же служите солнцу, – с трудом подавив смешок, вымолвила Шай. – Ой, нет, восьмидесяти солнцам. И несмотря на то что все они как две капли воды похожи друг на друга, вы верите, что каждый день восходит новое… В любом случае вы попросили рассказать о моем искусстве и объяснить, почему воссоздать душу императора значительно сложнее, чем трансформировать стол. Идея реальностей играет здесь важную роль.