Космер: Тайная история
Шрифт:
Предложение! Сейчас оно наконец прозвучит.
– Ты когда-нибудь задумывалась, – начала Фрава, – сколь много пользы извлекла бы империя, прислушивайся император к гласу мудрости, который бы… ему своевременно давал советы?
– Уверена, что император Ашраван к мудрым советам всегда прислушивался.
– Иногда прислушивался, – согласилась Фрава. – Но временами он становился просто невыносим. По-моему, было бы замечательно, если бы после перерождения император утратил эту свою досадную черту. Ты согласна со мной?
– А я-то полагала, будто вам нужно, чтобы он и впредь поступал в точности как прежде, –
– Все верно. Но я знаю, что ты, одна из величайших поддельщиц в истории, особенно преуспела в создании печати собственной души. И тебе, конечно, по силам в точности воссоздать душу нашего бесценного Ашравана, одновременно с тем наделив его склонностью к голосу разума… Особенно к голосу разума определенных лиц.
«Огненные ночи! – подумала Шай. – Да ты толкаешь меня на то, чтобы я прорубила для тебя черный ход в душу императора. И тебе даже хватает наглости говорить об этом совершенно прямо, без обиняков!»
– Возможно, я… воплощу в жизнь ваши благие пожелания, – пробормотала Шай, будто обдумывая подобную возможность впервые. – Но хотелось бы также и мне рассчитывать на достойное вознаграждение.
– Будет тебе достойное вознаграждение, – заверила Фрава. – Насколько я понимаю, сразу после освобождения ты планируешь покинуть столицу. Но стоит ли? Если столичные власти станут к тебе благосклонны, перед тобой откроются воистину шикарные возможности.
– Давайте ближе к делу, арбитр, – заявила Шай. – Мне предстоит долгая ночка напряженной работы. И я вовсе не настроена упражняться в словесности.
– В городе процветает торговля контрабандой, – поспешно заявила Фрава. – И за этой торговлей пока что приглядываю я. Но если добросовестно выполнишь поставленную мною задачу, надзор за этой деятельностью я поручу тебе одной.
Фрава, подобно прочим непосвященным, совершила стандартную ошибку, предполагая, что знает причину, по которой Шай занимается своим ремеслом. Фрава была уверена, что контрабандист и поддельщик – по сути одно и то же, поскольку и тот и другой сознательно нарушают законы. А значит, Шай уцепится за столь соблазнительную возможность.
– Заманчивое предложение, – вымолвила Шай, пуская в ход свою самую искреннюю улыбку из тех, что граничат с откровенной ложью.
Ответная улыбка Фравы была широкой.
– Я ухожу, а ты поразмысли над моим предложением. – Фрава открыла дверь и громко хлопнула в ладоши, давая стражникам знак войти.
Шай в изнеможении опустилась на стул.
Уже не первый день она ожидала чего-то подобного. Ожидала, но все же предложение Фравы ее напугало.
Обещание награды – обман. Возможно, эта женщина и впрямь способна поручить Шай взимание дани с торговцев контрабандой, но делать этого она не станет. Возможно, Фрава не планирует убить Шай в ближайшем будущем, но что помешает ей сделать это после того, как та примет предложенный пост?
И если бы только это…
«Фрава уверена, что вложила в мою голову идею насчет управления сознанием императора. Но положиться на созданную мною подделку она отныне не может, поскольку не сомневается, что лазейку я сооружу. Да только лазейка в итоге даст мне, а вовсе не ей полный контроль над Ашраваном».
И что из этих умозаключений следует?
А однозначно из них следует то, что у Фравы на подхвате есть как минимум один поддельщик, которому она
Шай намеревалась потратить большую часть отпущенных арбитрами дней на тщательную подготовку к побегу. А теперь она поняла, что казнить ее могут в любой момент.
День тридцатый
– Что ни день, то что-то новенькое, – произнес Гаотона, придирчиво осматривая витраж.
Витраж этот был особенно вдохновенной работой Шай. Попытки отреставрировать окно с помощью подделывания проваливались одна за другой. Даже в самом лучшем случае оно уже минут через пять превращалось в прежнее – разбитое, разболтанное, с щелями по краям.
Но неожиданно Шай обнаружила застрявший в раме кусочек цветного стекла и сразу сообразила, что окно это, оказывается, как и многие другие во дворце, некогда было витражом. Витраж, очевидно, разбили в стародавние времена, но чинить его или заменять новым мастера не соизволили, а просто вставили в потрескавшуюся раму обычное стекло.
Шай восстановила окно, приложив печать к правому нижнему углу рамы, и теперь оно выглядело так, будто кто-то хозяйственный своевременно обнаружил и устранил изъян. Печать на этот раз сработала правильно, окно стало вновь считать себя красивым и превратилось в изящный витраж.
– Вы обещали, что сегодня приведете испытуемого для проверки промежуточного этапа моей работы, – напомнила Шай.
Она сдула пыль с печати, которую только что вырезала, и с обратной, лишенной гравировки стороны нанесла резцом несколько простеньких штрихов, знаменующих готовность изделия. Ей всегда казалось, что знак похож на очертания ее родины, Май-Пон.
Печать была готова, заключительные штрихи сделаны, и Шай поднесла ее к пламени свечи.
Такова была особенность камня души – при соприкосновении с огнем он затвердевал намертво. Это был необязательный этап. Фиксирующего знака на тыльной стороне вполне хватило бы, а печать можно было вырезать на чем угодно, лишь бы рисунок был верным. Однако благодаря способности затвердевать камень души особенно ценился как материал для печатей.
Когда печать почернела от копоти с обеих сторон, Шай поднесла ее к губам и сильно подула. Сажа слетела, и взору открылся красивый, отливающий красно-серым, подобный мрамору камень.
– Свое обещание я, разумеется, сдержал, – сообщил Гаотона.
Шай откинулась на спинку стула, который недавно, как и намеревалась, переделала из расхлябанного в удобный и изящный.
Кем же окажется испытуемый, которого во имя великой цели арбитры обрекли терпеть безмерные страдания от богопротивного ремесла Шай? Кто-нибудь из личной охраны императора? А может, мелкий служка, например личный писарь?