Космическая одиссея Инессы Журавлевой
Шрифт:
Плипер обиделся и пополз на меня. Оглушительно завизжав и перепугав угомонившуюся шнягу-кактус, я ломанулась по проходам, бывшая палка за мной. Где-то подал голос Гиррес. Через пару минут мы встретились. Я мчалась от плипера, Гиррес от ойдо. Налетев друг на друга на перекрестке, мы крепко обнялись и с чувством посмотрели друг на друга. Плипер был уже близко, и я взлетела на руки аттарийцу. Он крепко прижал меня к себе, и мы снова побежали.
— Это же ваша епархия, остановите их! — потребовала я, в панике поглядывая через его плечо.
— Я не могу воздействовать на них, это может повредить их нервную систему, надо ждать, когда сами устанут и успокоятся, — возмутился Гиррес.
— А моя нервная система?!
— А она у вас есть? — изумился подлец. — Лично у меня после вас ничего уже не осталось.
Первая отстала ойдо, застыв рядом с родной треногой. Плипер еще какое-то время гонял нас, пока мы не добежали до его дерева. Он как-то удовлетворенно вздохнул и застыл, мимикрируя под палку, сволочь лицемерная. Гиррес остановился и снова уткнулся в меня лбом, тяжело дыша.
— Физкультурой вам бы заняться, дружочек, — укоризненно покачала я головой.
— Просто вы тяжелая, — улыбнулся гад миролюбиво.
— Что?!
Меня тут же поставили на пол и сделали шаг назад.
— Инесса, что вы такая воинственная? — застонал ученый. — Если вы так хотите, простите меня за все, только давайте остановимся, хорошо?
— Одолжение мне сделал, да? — спросила я, сузив глаза.
— Ну пожа-алуйста, — чуть не плача, протянул зеленый.
Я метнула на него взбешенный взгляд, пнула какую-то банку, появившуюся на полу за время нашего забега, и, чеканя шаг, направилась на выход. Дойдя до вольера с магрой, я подхватила из коробки шмат мяса и швырнула в животину, через небольшое окошко.
— Жри! — рявкнула я.
Магра оторопела и заморгала своими поросячьими глазками.
— Быстро!
Животина икнула и заглотила кусок мяса. Гиррес за спиной восторженно вздохнул.
— Она ест, — умилился зеленый. — Инесса, вы чудо. А не могли бы вы и завтра на нее поорать?
Я метнула на него убийственный взгляд и покинула лабораторию. Но не успела сделать и десяти шагов, как меня обхватили, прижали спиной к твердой мужской груди, и счастливый голос сообщил:
— Попалась!
— Убью, — пообещала я и взлетела на мускулистое плечо.
На мое воинственное настроение внимания вообще не обращали, и это было обидно!
— Отпусти, — рыпнулась я.
— Не-а, — беззаботно ответил Рома, легко вышагивая по кораблю.
— Я злюсь, — сообщила я.
— А я знаю, — так же пофигистически ответил Грейн.
— Я очень злюсь!
— Обожаю, когда ты злишься, — хмыкнул подлец.
— Я с тобой не разговариваю, — обиженно засопела я.
— И не надо, — пожал плечами Рома, я даже опешила.
Что происходит-то? Должны рубашки на груди рвать и с надрывом кричать: «Прости нас двух ослов, любимая! Мы все осознали!». А им по фиг? И пусть тут только Рома, уверена, что Большой Змей в таком же настроении. Перестаралась я что ли с прессингом на совесть? Вот же блин, досадно! Но скоро мне стало не досадно, я задохнулась от возмущения, когда мы дошли до Роминой каюты, он открыл дверь, внес меня внутрь, уложил на кровать и прошептал, склонившись к моему лицу:
— Прости, любимая, — его губы накрыли мои, утягивая в сладчайший поцелуй, а в шею воткнулась игла.
Именно в этот момент я и задохнулась, а дальше некогда было, я вырубилась, успев хрипло пообещать:
— Теперь точно убью.
Пробуждение было немного неправильным. Во-первых, я сидела, а во-вторых, находилась непонятно где. Вокруг меня царил непроглядный мрак. Я пошевелилась, не связана, уже хорошо. Одетая, еще лучше. Живая и здоровая. Вообще прекрасно! Но что, черт возьми, происходит?!
И только я хотела встать, как помещение, где я находилась, залило мягкое свечение, казавшееся призрачной дымкой, лунной пеленой, неспешными волнами спускавшейся на землю. И когда сияние достигло пола, я ахнула, обнаружив себя на лесной поляне. Понимала, что проекция, но я даже чувствовала дуновение легкого ветерка, шевелившего волосы, и это вызывало невероятный восторг. Я увидела могучие деревья, окаймлявшие поляну, в чьих кронах играл ночной ветер, и листья тихо шептали, переговариваясь с легкокрылым проказником.
Между деревьев мерцали загадочные огоньки. Но вот кто-то зашуршал травой, вспугнул их, и огоньки взмыли вверх, превращаясь во множество бабочек. Одна бабочка подлетела ко мне, и я с удивлением рассмотрела маленького человечка с крылышками. Он галантно поклонился мне и взмыл вверх, присоединяясь к своим собратьям. Светлячки, как я окрестила их, какое-то время хаотично метались над поляной, но вот их полет упорядочился, и над головой закружился светящийся хоровод. Над ним мерцали далекие звезды, и луна продолжала дарить лесу свое серебристое сияние.
Из леса вышел олень, мамой клянусь! Самый настоящий земной олень. Он подошел ко мне, склонил свою рогатую голову, поджав назад переднюю ногу, а после растянулся рядом с… троном. То, на чем я сейчас восседала, можно было назвать только так. Высокая спинка, подлокотники из переплетающихся серебряных нитей, изящные изогнутые ножки и мягкая бархатная обивка. Трон. И сама я была одета в бирюзовое платье, сейчас изменившее свой крой и напоминавшее платье из средневековья. На голове я обнаружила венок, но не рискнула снимать и рассматривать из каких цветов он сплетен.
Пока я исследовала себя, из леса вышел волк, огромный, белый волк. Он так же склонил голову и, игнорируя оленя, сел по вторую сторону от трона. Моя стража, поняла я. Хотелось протянуть руку и потрогать их, но я так же понимала, что они не реальны, и я ощущу только легкое покалывание на кончиках пальцев. И все же все это впечатляло, и обида за очередное обездвиживание испарилась сама собой.
Да у нее не было и шанса, когда из сумрака, с разных сторон на поляну шагнули… сказочные принцы. А как еще назвать двух безумно красивых мужчин в белоснежных мундирах с золотым шитьем, сидевших на их широкоплечих фигурах, как влитые. Длинные стройные ноги скрывали неширокие брюки, такие же белоснежные, как и мундиры. На руках их были надеты белые перчатки, и это мне напомнило более привычную форму. И хоть на мундирах Ардэна и Грейна не было погон и аксельбантов, и головы их были непокрыты, но от напоминания о доме стало немного грустно, и все же вдвойне приятно. Я пыталась казаться строгой, но на губах сама собой заиграла улыбка, когда аттарийцы подошли ко мне.