Космическая странность
Шрифт:
А он, оказывается, до сих пор считает себя виноватым передо мной и целиком ответственным за то, что сделали взрослые… Дело не в крови перворожденных. Он на самом деле лучший — был таким уже в три года, таким родился.
Денис ждал моего приговора за преступление, которого не совершал.
— Не помнила, потому что не вспоминала. Незачем было — я тогда уже все поняла.
Он грустно усмехнулся и поправил:
— Всех оправдала. А сейчас?
Я видела, что, признавая за мной право пересмотреть оценку того события, он очень не хотел, чтобы она изменилась.
— Я тебя обожаю, — вместо долгих рассуждений, ответила я.
Или
Его мать не слишком гуманно со мной обошлась — это да, но она спасала его, и сложно осуждать ее за то, что она не смогла с улыбкой причинить ребенку боль. Совершая подлость по отношению к нам с мамой, она просто не лицемерила, хотя бы передо мной.
— Мама до сих пор ненавидит себя за то, как с тобой поступила, — угадав мои мысли, сказал Денис. — А я тогда поклялся тебя защищать. Чтобы больше никто не смог причинить тебе зло… чтобы больше никогда ты не выглядела, как затравленный зверек. Правда, ты быстро научилась защищаться самостоятельно, и такая возможность представлялась очень редко.
Теперь ясно, что связывало прекрасного принца с серой мышкой. Истинное благородство. Все. Тема закрыта.
На сегодня есть более интересные вопросы. Например, как он умудрился вырасти, если его кроветворная система атрофировалась еще в раннем детстве?
— Гм, — сказал Капитан-Командор. — Протоплазма способна самовоспроизводиться, но очень медленно. За темпами роста человеческого тела этот процесс успевает, но, вообще-то, Денису очень повезло, что до сегодняшнего дня он не был серьезно ранен. А как подмену крови не заметили медики?
— После выздоровления я больше никогда не болел, но однажды мне пришлось сдать плановый анализ. В тот же день из лаборатории позвонили и попросили пересдать, поскольку образцы случайно испортились. Мать почувствовала подвох и попросила пойти вместо меня моего двоюродного брата… Потом он еще несколько раз сдавал анализ за меня.
Он все еще был бледен. Всю поверхность правого предплечья и кисти, прошедших сквозь дикого странника, облепила красная корка, а висок, щеку и тыльную сторону левой руки покрывали мелкие бесцветные коросты — передняя часть моего тела выглядела так же.
— А почему у нас кровь красная? — озадачилась я.
— Она не красная, — ответил Капитан-Командор. — Красной она выглядит только при дневном свете. Ты, когда научишься использовать все возможности своего зрения, увидишь, чем она отличается от человеческой на самом деле. Все-таки очень интересно, чем ты болел, — вдруг сказал он Денису, — и как болезнь изменила твой иммунитет. Видишь ли, Белый Командующий проводил эксперименты по вживлению протоплазмы в представителей разных видов, в том числе в людей. Все они закончились неудачей.
Я собралась было уточнить, в каком смысле, но осеклась, прочитав ответ на его лице. То есть, Денису очень повезло…
Корабль развернулся, и нашим глазам предстала уже знакомая картина: две яркие звезды, желтая и голубая, но теперь, «по-настоящему», а не через приборы машины, они выглядели гораздо больше и красивей. Их переливающиеся короны испускали длинные лучи, которые тянулись друг к другу и сплетались, словно пальцы рук.
Завороженная невероятным по силе зрелищем, я не заметила, как наш пилот снова взялся за управление, и чуть не заработала инфаркт, когда голубая звезда резко выросла, будто прыгнула на нас, чтобы поглотить.
Но она проскользнула мимо — Капитан-Командор обогнул ее, а я с трудом уняла сердцебиение с подкатившей к горлу тошнотой. Теперь впереди приветливо блестела серебристо-белая планета.
Да, она показалась мне привлекательнее Янтарной, но, наверное, тут дело всего лишь в душевном равновесии. Сейчас я чувствовала себя спокойно — неожиданно свалившиеся испытания, и даже рок, остались позади, Дина была в безопасности, и нас ждала радужная перспектива вернуться домой, а прямо сейчас я находилась под защитой Капитана-Командора. Прежде я очень давно, в глубоком детстве, испытывала такую абсолютную уверенность в другом человеке, не только в том, что он не предаст — так я всегда верила в Дениса — но и в том, что он обо мне позаботится. Я просто ощущала его покровительство, как будто он держал над моей головой щит. Может быть, оттого, что я физически была очень слаба в тот момент, но мне не доставляло дискомфорта его превосходство, и даже наоборот.
Капитан-Командор опустил машину посреди сверкающего в вечной ночи бриллиантового океана.
— Тебе не стоит выходить без специального костюма, — сказал он Денису, — ты все же не перворожденный. Я принесу протоплазму сюда. Ася, ты должна пойти со мной.
В общем, его приказ совпадал с моим желанием. Я помнила, насколько приятно мне было находиться на Янтарной Планете, и теперь ожидала того же.
Он открыл выход, и я непроизвольно испугалась за Дениса. Но оказалось, что Капитан-Командор предусмотрел все — за порогом продолжалось пространство корабля, отгороженное от сомнительной атмосферы планеты чем-то вроде пузыря. На самом деле, радужно-прозрачная стенка мешала проникновению внутрь любого внешнего воздействия. Когда проем закрылся, она лопнула, как мыльный пузырь, от прикосновения руки.
Мы стояли на застывшей волне. Под нашими ногами, в недрах планеты, что-то происходило: там перемещались цветные тени и мелькали короткие яркие вспышки. Здесь не было ничего, похожего на деревья, но «волны», вздымающиеся на разную высоту и в разные стороны, закрученные в воронки и разошедшиеся кругами, делали пейзаж настолько причудливо рельефным, что назвать его однообразным не смогло бы даже самое избалованное воображение.
От восторга я вновь оцепенела и буквально поедала глазами невозможную красоту застывшего мира, и тут меня доконало внезапное чудо: пошел снег. Снизу вверх. Огромными, с ладонь величиной, четко-кристаллическими снежинками. Они отрывались от поверхности волны и медленно, кружась и покачиваясь, поднимались в космос, и таяли где-то очень высоко. Я могла хорошо рассмотреть каждую, пролетавшую у моего лица, и была потрясена совершенной гармонией и неповторимостью каждой…
Из транса меня вывело прикосновение руки Капитана-Командора. Я вздрогнула от досады, решив, что нужно торопиться, но, обернувшись на него, успокоилась. Он никуда не спешил. Он считал, что самое важное происходит именно сейчас. Он пытался распознать мои чувства.
Он положил руки мне на плечи и явно прилагал невидимое, но чрезмерное усилие, преодолевая что-то внутри себя. Я чувствовала, как от него исходит широкий поток тепла, и это было странно, потому что, оказывается, всегда воспринимала его холодным. Но сейчас мы менялись местами. Вернее, он пытался быть мной, видеть и чувствовать, как я — и это ему стало-таки удаваться.