Космический блюститель
Шрифт:
Я откинул защитный козырек и увидел дым. Он поднимался из джунглей к облакам, тонкий и высокий, как шест. Он покачивался. Меня ударило в грудь, и закружилась голова. Я ощутил холодные пальцы Аргуса - он снял мои руки с клавишей управления.
– Мне жаль, - повторил он.
– Мне жаль.
Я зажмурился и подержал свое лицо в ладонях, что пахли машинной смазкой. Я был предельно несчастлив.
Я родился в подземелье на холодном Виргусе, рос на этой скупой планете без животных и деревьев. На Люцифере я нашел для себя все, что мне было нужно, и животных, и то, что здесь мы называем деревьями, в избытке. Мне было хорошо здесь. И... вот все рушилось.
– Звездный, - сказал я.
– Ты ввязал меня в эту историю, тот бы меня не тронул. Зачем я ему? Ну, сижу на станции, ну, собираю образцы.
– Верно.
– Я тебя должен ненавидеть - коллекции погибли.
– Основные в сейфах.
– Гони к дому!
– заорал я.
– Вот этого я не сделаю.
– Там горят труды наши. И твои тоже, имей это в виду.
– А мне что за дело?
– сказал он и заговорил вдумчиво: - Я как-то отвердел, мне чужды твои тревоги. Я - стрела правосудия, направленная в Зло, и мой путь прям. (Он вздохнул). Не злись, Тим, сейчас тебе станет хорошо. Тебе хорошо, уже хорошо... Ты все забыл, тебе хорошо.
Он погладил меня холодной ладонью, и я все забыл, и мне стало хорошо. Я даже глаза прикрыл.
– Коллекции мы соберем новые. Пустим в джунгли роботов-наблюдателей, и будут коллекции, - ласково говорил он.
– Да где же их взять-то, роботов?.. Где?
– У Штохла.
А вечером следующего дня тот сбил нас.
До плато оставалось час полета. Близился вечер, когда мы пролетели озеро Лаврака. Там, помню, мы еще с Ланжевеном стреляли по отражениям береговых камней и рикошетом попадали в эти камни.
Озеро здесь одно, все прочее - болотистые джунгли. Если повторить это слово тысячу раз подряд, бормотать его не день, а месяц, год, тысячу лет подряд, то станет понятна их обширность.
Что творилось в этих болотах, никто толком не знал.
О доме и коллекциях я больше не думал, на Аргуса не сердился, отдыхал впервые на Люцифере. Меня охватило состояние подчиненности, сумеречное, дремотное состояние.
К вечеру мы запеленговали сигналы радара и автопилот повел скарп по пеленгу. Шли как по ниточке. Георгий сказал мне, что слушает Аргусов, и зажмурился. Собаки повизгивали, просили есть.
Я пошел к ним, дал охлажденную воду, сунул каждой по галете и стал глядеть в иллюминатор. Я видел лес, размазанный скоростью в ржавые и белые полосы, видел проносящиеся назад летучие существа, слышал удары их мягких тел по корпусу и свист воздуха на его обводах.
Свист и мокрые шлепки, свист и шлепки.
И вдруг мы наскочили на скалу, ударились в дерево, уперлись в стену. Так мне увиделось - скала, дерево и стена. Меня бросило на пол, вспыхнул огонь, и в каюту вошел вонючий дым.
Нас спасли высокие деревья - "Алешка" упал на их вершины и медленно провалился вниз. Падая, он заклинился в сросшихся стволах. Результат скарп прикончен, мне в кровь разбило лицо, Бэк вывихнул лапу, а Георгий как новенький, хотя кабину буквально разворотило взрывом.
Он сбросил лестницу. Я же в оцепенении глядел вниз - чернота леса, фосфор мхов, болото...
Я дрожал в ознобе, стискивал зубы, сжимал кулаки и... разрыдался. Георгий же весело скалился. Он ощупывал себя, хлопал по плечам, по ногам, он говорил:
– Ты знаешь, это тело даже не напугалось. Не скажу, чтобы не успело, ракету я заметил, она шла встречным марш1 рутом.
– Отчего же не свернул?
– Инерция массы. Ракета кинулась в нас из деревьев. Это было красиво.
– И мечтательно, с эгоизмом вояки, сказал: - А со Штохлом любопытно поцапаться.
– А здоровье экипажа тебя не интересует? Тебе плевать на собак, на коллекции, на меня.
– Осмотри-ка лучше Бэка.
Мы вправили псу лапу и стали советоваться.
– "Алешка" пропал, - итожил Аргус.
– Это плохо, дорога удлиняется. Ничего, доберемся. Зато есть плюс - перестают нас ждать. Конечно (Георгий прищурился), сюда прилетит проверочный робот, уже взлетает. Он сфотографирует, все уточнит. Итак, никакого движения в течение часа. Кстати, отчего у тебя нет роботов-зондов?
– Траты на станцию и так чрезмерны.
Мы приказали собакам лечь и замереть, да и сами не двигались.
Тотчас слетелись вампиры. Они тянули трубочки губ, нам приходилось бить их по вкрадчивым гибким мордам. Такие прикончили Шургаева. Он, раненный, полз в лагерь и был перехвачен ими.
– У Штохла есть пробел, - разглагольствовал Аргус.
– Он слишком систематик, он пришлет робота два раза сегодня И завтра утром: три фото можно сравнить и сделать выводы. Зато на следующие дни оставит нас в покое.
– Почему же именно три?
– недовольно спросил я.
– Число Штохла. Три ракеты, три робота-убийцы. Суеверен?
И верно, робот прилетал три раза - дважды вечером и раз утром. Вечером он просто шмыгал над деревьями, но утром прилетел на винте, и в тумане мы чуть не проморгали его.
Но Бэк зарычал, мы оторвались от завтрака и увидели спускающийся в промежутке деревьев аппарат, а над ним - зонтик воздушного винта..Телекамера его вертелась, объектив то вспыхивал отраженным солнцем, то гас. Подлетая, робот выпустил длинную струю горячей смеси. Но поджечь ее не успел - Аргус отбил выстрелом здоровенный сук дерева, и тот, падая, стукнул робота.
Механизм заколыхался, включил ракетный двигатель и ушмыгнул вверх. Оттуда он и поджег лес - пламя прошумело по вершинам. Но хотелось бы мне видеть того, кто сумел бы сжечь эти джунгли. Они напитаны водой.
Древесина здесь мокрая, она не горит, а только тлеет. Да и деревья не деревья - чудища. Деревья-кораллы, деревья-трубы, шары, колонны. Корни вверх, корни вниз, корни в стороны. Уф!
– Будь Штохл человеком, мог бы и ограничиться вечерней разведкой, а не держал нас здесь целую ночь, - говорил Аргус.
– А теперь в дорогу.