Космический десант

Дэвис Маргарет

Pот его представлял из себя длинный, острый, зловеще изогнутый клюв, выступающий из центральной части лица. Клюв открылся, и мерзкое создание издало пронзительный звук. Чудовище откинуло голову назад, размахиваясь для удара… и могучим рывком погрузило ужасный клюв в грудь Лукаса.

Боль обожгла каждый нерв, пронзила каждую клеточку тела, когда клюв проник в глубину; грудной клетки, разрывая мышцы, круша кости и хрящи. Существо схватило клювом сердце Лукаса и выдрало его из груди, яростно мотнув головой. Мозг, получивший импульс неописуемой боли, будто охватило пламенем.

Лукас истошно завопил, вырвавшийся из горла предсмертный крик был как бы звуковым сопровождением к реке крови, льющейся из груди. Лукас умер, но боль не прекратилась. Напротив, она нарастала с каждым мгновением, пока от Лукаса ничего, кроме нее, не осталось. Он молило пощаде, молил о смерти, но существо лишь запрокинуло голову, открыло клюв и заглотило вырванное сердце. Окровавленный желтый клюв взметнулся еще раз и обрушился на голову Лукаса…

Его вопль разорвал тишину, вырывая его из кошмара.

Он лежал на спине, сердце бешено билось о ребра, рот судорожно хватал воздух. С него ручьем катился пот, насквозь пропитавший простыни.

— Лукас, проснитесь! — раздался рядом встревоженный голос,

Чьи-то руки схватили его за плечи и встряхнули. Открыв глаза, Лукас увидел сидящую подле него на кровати женщину, одетую в желтую рубашку и коричневые брюки из мягкого синтетического материала.

Заплетенные в косу длинные темные волосы женщины были уложены кольцом на затылке, темные длинные ресницы окаймляли карие, с зелеными крапинками глаза. Лицо ее с правильными чертами можно было бы назвать если не красивым, то весьма привлекательным, несмотря на залегшие у рта и под глазами складки от утомления.

— Что?.. — тихо прошептал Лукас.

— Вам, наверное, приснилось что-то страшное, — тихо спросила женщина.

Приснилось? Лукас заморгал глазами, пытаясь стряхнуть остатки кошмара. Сердце его стало биться медленнее, и он задышал ровнее.

Краска начала возвращаться на побелевшее лицо женщины, и тут Лукас понял, что она испугалась. Испугалась его. Наверное, я орал во сне. Он выругался про себя. Что она могла подумать обо мне? Должно быть, Гадает, что заставило здоровенного мужика кричать так, будто его режут.

— Мне приснился кошмар, — произнес он осторожно.

— Да? — спросила она, не выказывая ни малейшего интереса. И вдруг, будто осознав, что она пo-прежнему держит его за плечи, женщина вспыхнула и убрала руки. При других обстоятельствах ее смущение позабавило бы Лукаса… или тронуло его. В ее неуверенности было нечто такое, что могло вызвать сочувствие. Она командовала кораблем. Напряжение и усталость несколько старили ее лицо, но она была молода — года двадцать четыре, от силы двадцать шесть.

«Меня зовут Кайли Майклсон, а это — мой брат, Джон Роберт», — сказала она ему тогда, в баре. Значит, «Галактика Виддона» — семейный корабль. Ни одна корпорация не наняла бы Кайли Майклсон капитаном, какими бы выдающимися качествами она ни обладала. Корпорация воспользовалась бы услугами человека постарше и более опытного, причем мужчины.

Итак, если корабль семейный, здесь должно быть еще несколько Майклсонов. И как их много? Десять? Пятнадцать? Двадцать? Проклятье, мысленно выругался Лукас. Он не сживется с ними. Если уж на «Хилее» к нему относились как к изгою, то на «Галактике Виддона» он встретит еще большее непонимание и подозрительность.

Кайли что-то спросила, но Лукас, погруженный в невеселые мысли, не расслышал, что именно, и тупо уставился на нее.

— Вы чувствуете себя лучше? повторила она свои вопрос.

— Я… да. — сказал Лукас. И на этот раз 6н не покривил душой. Температура явно понизилась, и головной боли не чувствовалось. Лукас хотел было сбросить одеяло, но вспомнил, что он раздет до нижнего белья, и не стал этого делать.

Она заметила его движение и чуть усмехнулась.

— Секундочку. Я принесу халат. Кайли прошла в ванную и вернулась с огромным белым халатом, принаддежащим, судя по размерам, Джону Роберту.

— Вот, возьмите, — сказала она, бросив халат на кровать.

— Думаю, вам следует совершить экскурсию в ванную комнату, а я пока сменю постель.

— Я сам сделаю это, — торопливо проговорил он, но Кайли покачала головой.

— Лукас, вам, может быть, и лучше, но я сильно сомневаюсь, что слишком уж хорошо. И не надо пререкаться, — приказала она, когда он раскрыл рот, чтобы возразить.

— Хорошо, — вдруг согласился он, и его неожиданная покладистость несколько удивила их обоих. Лукас натянул на себя халат, откинул одеяло и встал с постели.

Ноги его дрожали, будто он валялся больным не один день, а несколько недель, и он едва не упал. Кайли протянула ему руку, предлагая помощь, но Лукас отпрянул назад. Кайли ничего не сказала, но раздражение, написанное на ее лице, говорило яснее всяких слов. Вот же, черт упрямый. Ну давай, попробуй сам. Посмотрим, что у тебя получится.

Лукас отвел глаза от укоризненного взгляда девушки и сделал первый шаг. Потом второй… третий… и с облегчением почувствовал, что силы начинают возвращаться к нему. Кайли пытливо смотрела на него, ожидая, что ноги его вот-вот подкосятся, или он споткнется. Увидев, однако, что падать Лукас не собирается, она пожала плечами и приступила к смене постельного белья.

ГЛАВА 3

— Разрешите войти в командную рубку, Капитан, — раздался сзади чей-то почтительный голос.

Кайли вздрогнула, развернулась в кресле пилота и увидела Грета Лукаса, стоящего в коридоре, за порогом капитанского мостика. Он так мало походил на того человека с затуманенным взором, с которым они разговаривали в баре Демаркера и которого, они с Джоном Робертом раздевали менее двадцати четырех часов назад, что она даже не сразу узнала его.

Его влажные волосы указывали на то, что он недавно принял душ. Черная щетина, прежде покрывавшая его подбородок и щеки, исчезла, хотя кожа выглядела слегка раздраженной вследствие применения депилятора, с помощью которого он удалил свою бороду. Голубая рубашка и синие брюки его квазиуниформы на этот раз были тщательно вычищены и выглажены, а высокие черные ботинки с заправленными в них брюками сверкали так, будто их полировали несколько часов.