Космический Гольфстрим
Шрифт:
Алк взглянул на него из-под сдвинутых бровей, холодно ответил на громогласное приветствие, подчеркнув этим презрительное неодобрение наигранного энтузиазма заумного физика. Нашел, видите ли, подходящий момент для острословия.
— А мы не в настроении, — все так же игриво продолжал Ротнак, игнорируя мрачный вид ботаника. — Какие-нибудь неприятности или что-то еще?
Алк едва не застонал от возмущения.
— Ты что — дурак или притворяешься?
Ротнак дружески похлопал его по плечу:
— Не притворяются только животные, и то только те, которые не умеют. — Улыбка исчезла,
— А ты задумывался о том, почему обстоятельства сложились именно так, а не иначе?
— Физика интересует не «почему», а «как». Мы попали в сильное гравитационное поле…
— А как это получилось — знаешь?
Они немного прошли по тесному коридору, потом остановились, держась за поручни.
— Как? — спросил Ротнак.
— Вот именно, как?
— Ну, знаешь, в космосе бывает много неожиданностей…
— А самая большая неожиданность — это халатность нашего капитана…
Ротнак ухватился за свою бороду, словно хотел ее вырвать.
В глазах его появилось крайнее удивление.
— Да, да, да! Преступная халатность! Она и привела к катастрофическому положению. — Алк, намереваясь во что бы то ни стало вызвать гнев Ротнака, еще больше гневался сам. Из-за его гонора и чванства гибнет такая экспедиция! Строит из себя супермена… А вот — упустил момент, заснул за пультом!
— Постой, постой, — воскликнул Ротнак. — Он что же… заснул на посту?
— Представь себе!
— Послушай, Алк, — Ротнак положил ему руку на плечо. Такое обвинение, знаешь… Это очень серьезно…
— Знаю. Дополнение к «Инструкции» он предложил сам. Новоявленный Ликург!
— Но как ты докажешь, что Нескуба…
— Докажу! Стоит только прослушать запись совещания.
— Я был тогда… Но ничего такого не припоминаю… Обсудили, кажется, все до мелочей…
— Ты, наверно, опоздал.
— Ну что ж, если есть основания, то… обвиняй… Я поддержу. Pereat mundus, fiat jnstitia! [3]
3
Пусть мир погибнет, но правосудие свершится (лат.).
У Алка гора с плеч свалилась: первый союзник! Он пожал Ротнаку руку и помчался по всему огромному кораблю. Невидимые путы тяготения хватали его за ноги, тело наливалось свинцом усталости, но упрямый биолог не присел ни на минуту, пока не обегал все палубы и отсеки, подбивая экипаж «поставить точку над «i» и постоять за справедливость». Одни встречали его с недоверием, другие равнодушно, особенно больные, переполнившие госпиталь, но большинство удалось наэлектризовать. То тут, то там раздавались возгласы:
— На обсуждение!
— К ответу!
— Закон для всех один!
Почти со всеми переговорил Алк, а с Эолой не решился.
Утомленный и хмурый, вернулся в свою оранжерею, мечтая об одном: прилечь и отдохнуть, подумать наедине с самим собой, как действовать дальше.
В теплице было душно, и у него едва не закружилась голова. Вспомнил свой ботанический уникум, и волна злости снова нахлынула на него.
И
Алк остановился, протер глаза — видение не исчезло. Она… О силы космоса, как он бредил ею, как не хотел, как боялся увидеть сейчас! Какое-то мгновенье превозмогал себя, чтобы просто-напросто не сбежать… Но это было бы смешно. Мальчишество.
Эола приближалась неторопливо, словно шла по прогулочной палубе, а он стоял согбенный, жалкий, готовый провалиться сквозь стальную обшивку корабля. Лаская взглядом ее нежный стан, любовался ею и одновременно трепетал от страха: такую власть имела над ним эта хрупкая женщина. Да скажи она, чтобы он выбросился за борт, он сделал бы это без колебаний. Но она ведь не знает, а может быть, и не подозревает о свЬем могуществе, о власти своей красоты. И конечно же этот Нескуба никогда не любил ее так… Воспоминание о капитане сразу же протрезвило Алка. Чувство вины перед этой женщиной мгновенно исчезло. Мысленно упрекнул себя: размагнитился, готов упасть на колени…
Вступил в разговор первым:
— Возможно, вас интересует мой уникальный цветок? К сожалению, его биологический хронометр почти…
— Нет, — возразила Эола. Едва заметная ироническая улыбка промелькнула на ее алых губах. — Я хотела посмотреть на вас.
Так и сказала — посмотреть, а не увидеть.
— Ну что ж, вот я перед вами, — Алк переступил с ноги на ногу.
Эола пристально посмотрела ему в глаза. Потом обошла сбоку и, уже уходя, произнесла, нажимая на первое слово:
— Такого я от вас не ожидала.
Алка словно ударило током — он качнулся, замахал руками, порываясь бежать за ней, чтобы доказать свою правоту, оправдаться. Он ведь честно, принципиально, но… Да разве ее переубедишь?
В изнеможении опустив плечи, побрел в свою спальню — небольшой куб, пристроенный у входа в оранжерею.
В постели немного успокоился: окончился такой тяжелый, нервозный день.
После дежурства Гордей Нескуба заперся в своей каюте, как будто хотел спрятаться от кого-то.
Настроение было серое, как осенний туман на Рижском взморье, тошнотное, как пюре из хлореллы. В такие минуты не знаешь, куда себя девать, — и к людям не хочется, и без них плохо. Эолы тоже не видно, где она пропадает?
Атмосфера на корабле мрачная, большинство его интернационального экипажа пало духом, только некоторые энтузиасты работают так, словно ничего не произошло. Но это фанатики… А что он сам, капитан? Не исчерпал ли свои моральные силы? Этого еще не хватало!
Повернул кресло к иллюминатору, и сразу предстала перед ним бездонная глубина космоса. Долго смотрел в темнофиолетовый простор, но успокоиться не мог. А ведь обычно созерцание космических глубин снимало тревожное чувство, утихомиривало душу, и тогда появлялось ощущение гармонии между человеком и Вселенной, радостное ощущение здоровья, энергии, когда сердце бьется в ритме космоса. Ритм, согласие… Сейчас этого у многих нет. Почти треть экипажа заболела, и психолог прав, утверждая, что такая ситуация вызвана страхом неотвратимой катастрофы, неминуемой гибели.