Космический госпиталь. Том 3
Шрифт:
– Верно, – отозвался Хьюлитт.
– Имели ли вы на Этле контакты с представителями других видов?
– Помнится, я видел там кое-каких неземлян, – отвечал Хьюлитт. – Но не настолько хорошо рассмотрел их, чтобы суметь сейчас описать. Тогда мне было всего четыре года, и я их боялся. Родители говорили, что с возрастом это пройдет, но все же старались держать меня в своей комнате, если к ним в гости приходили инопланетяне. Но с возрастом у меня ничего не прошло.
– Время еще есть, – фыркнул Медалонт. – Что вы помните о своих болезнях в детстве? Начните с самых ранних воспоминаний, прошу вас.
– Помню я очень немногое, – отозвался Хьюлитт. – Как я узнал позднее, я рос очень здоровым ребенком. Но когда мои мать и отец погибли в авиакатастрофе, было решено, что я отправлюсь на Землю к бабушке и дедушке, и меня
– Причина этого вам известна? – спросил доктор.
– Думаю, да, – вздохнул Хьюлитт.
– В таком случае изложите мне свои соображения, – попросил Медалонт. – Если вы скажете мне об этом, вероятно, вам станет легче жить среди чужаков – ведь именно так вы нас называете.
Хьюлитт не любил, когда над ним подсмеивались. Он не был ни глупым мальчиком, ни выжившим из ума старикашкой, и его раздражало то, что какой-то там медик-всезнайка намекает, что он несообразителен или, еще того хуже, необразован. Хьюлитт процедил:
– Если вы чихнете, ваши мельфианские микробы не принесут мне вреда, и наоборот. Точно так же и с другими видами в стенах госпиталя. Все дело тут в эволюции и окружающей среде. Микробы, возникшие на одной планете, не могут инфицировать существ с другой планеты и вызывать у них заболевание. На Земле поговаривают, что бывали времена, когда кое-где в больницах, содержавшихся без должного усердия, можно было заразиться болезнями от других пациентов. Правда, иногда, что значительно приятнее, можно было заразить своей болезнью еще кого-нибудь.
Не потому ли в этой палате лежат только по одному представителю разных видов? «Ну, и как тебе необразованный землянин?» Для того чтобы свести к минимуму риск перекрестного заражения?
Доктор Медалонт моргнул – так громко, что Хьюлитт услышал треск его панцирных век, – и ответил:
– Подобную причину в госпитале официально не признали бы. Есть другие причины. Похоже, вы неплохо подкованы в медицине. А теперь не будете ли вы настолько добры вернуться к рассказу о том, когда впервые ощутили симптомы болезни?
– Я так наслушался врачей, которые столько лет подряд обсуждали мою историю болезни, – отозвался Хьюлитт, – что, сам того не желая, многое узнал. Хорошо, вернемся к симптомам. После того, как я получил первую прививку перед возвращением на Землю, мне сказали, что у меня была плохая реакция на иммунизацию: высокая температура, сыпь, воспаление слизистых оболочек. Все это через несколько дней прошло. Однако эти симптомы не имели почти ничего общего с течением даже в самой легкой форме того заболевания, от которого меня прививали. Такая же картина повторялась на Земле. Болезнь одна – симптомы другие, время выздоровления – не такое, как у всех. Помню и другие случаи, когда мне просто нездоровилось, когда я вдруг чувствовал резкую усталость и слабость, хотя играл с товарищами не в такую уж напряженную игру. То я недомогал и чувствовал тошноту безо всякой причины, то у меня немного подскакивала температура, то я покрывался красными пятнами. Правда, все эти симптомы были не так уж серьезны и не причиняли мне таких уж неудобств, чтобы я помнил все подробности или мог сказать, как долго они длились. Бабушка с дедушкой немного беспокоились, но не паниковали. Они показали меня местному врачу, и тот сказал им, что я – крайне болезненный ребенок, готовый в любой момент подцепить любой из вирусов, поименованных в справочнике.
Но ведь я не был болезненным, – вскричал Хьюлитт, злясь на свое прошлое, когда его впервые незаслуженно обидели. – В промежутках между болезнями я чувствовал себя превосходно, и меня всегда зачисляли в сборную по легкой атлетике, когда...
– Пациент Хьюлитт, – вмешался Медалонт. – Эти эпизоды тошноты, незначительных кожных высыпаний и другие симптомы, которые, как вам в то время казалось, не были связаны с профилактическими прививками... Не следовали ли они за приемом каких-то медикаментов? К примеру, не отмечали ли вы чего-либо подобного после приема мягких средств от головной боли или какого-либо анестетика, который вам могли назначить при ушибе, полученном во время спортивных соревнований? Вероятно, вы могли быть
– Нет, – ответил Хьюлитт. – Если бы кто-то въехал мне в живот во время игры, я бы такое запомнил. Если бы я съел какую-нибудь гадость, а потом мне стало плохо, я бы тоже этого не забыл – по крайней мере ради того, чтобы снова такую же гадость не съесть. Я и сейчас не дурак, и тогда дураком не был.
– Не сомневаюсь, – фыркнул доктор. – Прошу вас, продолжайте.
Сердито и раздраженно Хьюлитт продолжил рассказ, ему уже столько раз приходилось это делать – излагать свою печальную повесть множеству медиков, не слишком искренне пытавшихся скрыть нетерпение, выслушивая его. Он описывал внезапное появление самых разнообразных симптомов, возникавших безо всякой видимой причины. Он говорил о том, что, хотя эти симптомы и причиняли ему некоторое неудобство и порой сильно его озадачивали, все же никогда не бывали настолько серьезны, чтобы выводить его из строя. В возрасте девяти лет, через пять лет после того, как Хьюлитт вернулся на Землю, бабушка отвела его к семейному врачу. Врач внес первый положительный – а возможно, и совершенно отрицательный, – вклад в лечение Хьюлитта. Он решил при появлении необъяснимых и не слишком болезненных симптомов не назначать ему никаких лекарств. Доктор посчитал, что количество и разнообразие симптомов у мальчика прямо пропорционально объему принимаемых лекарств. Поэтому ему представилось разумным отменить всякие лекарства и понаблюдать за тем, во что это выльется. Бабушке он сказал, что она может приводить мальчика к нему, как только симптомы появятся вновь, но что с этих пор лечение ограничится только обсуждением симптомов.
Кроме того, Хьюлитта отвели к психиатру, который в течение нескольких недель терпеливо и участливо выслушивал его, после чего заявил бабушке Хьюлитта, что мальчик физически здоров, очень развит и отличается богатым воображением. Он обещал, что все проблемы исчезнут сами собой после полового созревания.
– Позднее я понял, – продолжал Хьюлитт, – что оба доктора не верили в то, что я страдаю чем-то серьезным. Психиатр выразил свою точку зрения на сей счет в вежливых полунамеках, а терапевт сделал то же самое в виде отсутствия каких бы то ни было назначений. И он оказался прав. В течение трех лет после того, как он отменил лекарства, симптомы у меня стали появляться все реже, а если и появлялись, то не в такой ярко выраженной форме, как раньше. Я перестал обращать на них внимание за исключением тех случаев, когда у меня на открытых местах тела появлялась легкая сыпь. Не обращал внимания и другим об этом не говорил. Но как только я вступил в пору полового созревания, беды начали происходить каждые несколько недель, и некоторые симптомы носили поистине обескураживающий характер. Но наш семейный терапевт все равно воздерживался от назначения мне лекарств. Со временем частота возникновения симптомов снова уменьшилась. С четырнадцати до двадцати лет у меня было только три... ну, скажем так, серьезных приступа, но в промежутках между ними случалось много всего удручающего...
– Вот теперь я понимаю, – вмешался Медалонт, – почему в вашей истории болезни так настойчиво рекомендуется воздерживаться от назначения вам каких-либо лекарственных препаратов без предварительной беседы с вами. Ваш местный врач – здравомыслящее существо, чего нельзя сказать о большинстве из нас, молодых и рьяных медиков. Он решил в ситуации, когда испытывал сомнения и когда болезнь не угрожала жизни пациента, ничего не предпринимать. Но теперь, когда эпизоды вашего заболевания участились и стали доставлять вам больше беспокойства, вам придется довериться нам. Если вы хотите, чтобы мы вылечили вас, мы не сможем и впредь ничего не делать.
– Это я понимаю, – вздохнул Хьюлитт. – Мне продолжать?
– Попозже, – ответил врач. – Скоро вам принесут обед, а Летвичи отругает меня, если я заставлю вас голодать. Медсестра, переключите транслятор на консультативный режим.
Мельфианин поднял клешню, худларианка – щупальце, и оба они одновременно коснулись клавиш на пульте трансляторов. Последовал короткий обмен фразами, Хьюлитту совершенно непонятными. Выдержав минуты три, Хьюлитт не смог больше сдерживать злость и отчаяние.