Космический маразм
Шрифт:
– Чёрт знает что, – проворчал он. – Никакой стабильности!
– Что опять происходит? – услышал я вдруг шипящий голос рядом с собой.
Я взглянул на край пропасти, куда мы пытались двигаться, и увидел, что верёвка, извиваясь, пытается освободиться из расщелины, куда её забросил Сам Дурак. Чёрт побери, да это, похоже, была та самая живая верёвка, которой я был связан в сарае у Рахов!
Она высвободила голову с чёрными глазками-угольками и, словно змея, заструилась в воздухе, унося нас в бездну.
– Вы опять хотите
Мы летели в пропасть, ухватившись за безумную шевелящуюся верёвку, а впереди нас ждало горячее море лавы.
– Белеет ворон одинокий! – выкрикнул Кентел, отпуская руки и приземляясь ногами в лаву. – В тумане голубя морском!
Он стоял на лаве как ни в чём ни бывало, будто это был твёрдый пол. Увидев это, я тоже отцепился от верёвки и плавно опустился вниз. Мои ноги ощутили твёрдую надёжную поверхность, которая выглядела и вела себя совершенно как лава, но при этом оказалась на ощупь холодной и прочной.
– Фу! – сказал Вам Кого, приземляясь рядом со мной. – А я уж думал, что опять умирать…
Верёвка извилистой молнией разрезала воздух и прямо сквозь стену упорхнула прочь. Я потрогал стену рукой и убедился, что рука сквозь неё не проходит: для меня стена вполне существовала. Мы находились в большом бесформенном помещении, которое всё целиком было образовано этим странным лавоподобным материалом. Нигде не было видно ни двери, ни люка, да и того моста, с которого мы только что упали, уже не наблюдалось.
– Ноги вытирайте! – раздался грозный старушечий голос сверху.
По выбитым прямо в лаве ступеням к нам спускалась коротенькая толстая бабка в синем рабочем халате и потрёпанной косынке неопределённого цвета. В одной руке она несла ведро, а в другой – огромную швабру.
– Э… – промямлил Вам Кого. – Обо что же их тут вытирать?
– Шляются тут, – проигнорировала его замечание уборщица. – Одна грязь от вас. Тот здесь намусорят, то там. И ведь ходят все в сапожищах. Прямо с улицы так и прут.
Она макнула швабру в ведро и принялась остервенело тереть лаву возле моих ног.
– Извините, – покраснел я, заметив, что мои кроссовки, и правда, не очень чистые.
– Уж скорее бы все люди вымерли, – продолжала ворчать уборщица. – От них одна только грязь. И хоть бы кто за собой подтёр. Нет, все без тряпок ходят. Одни только сопли, слюни, жвачки да окурки. А то ещё, не приведи Бог, фантики от конфет.
– Простите великодушно, – обратился к женщине Сам Дурак. – Если вы так людей не любите, то, должно быть, и царя тоже?
– А за что его любить? – встрепенулась бабка. – Ничем не лучше других. От него грязи ещё больше. Вы и представить не можете. Ночью на подушку слюни пускает, в унитаз гадит, потеет, сморкается… Фу! А тут ещё недавно кость от рябчика на пол уронил. Так бы и убила.
– Может, вы покажете к нему дорогу? – поинтересовался Сам Дурак. – Мы уж с ним разберёмся.
– А что тут показывать? – буркнула уборщица. – Прямо по коридору.
Она ухватилась рукой за выступ лавы в полу, который внезапно оказался дверной ручкой, открыла мгновенно появившуюся дверь, и мы увидели длинный коридор.
– Спасибо! – сказал Сам Дурак, но уборщицы уже не было. Мы стояли посреди тёмного коридора, бесконечно уходящего в обе стороны.
– Интересно, прямо – это куда? – вопросил Вам Кого. Он метнулся сначала направо, потом, резко развернувшись, налево.
– Тихо! – скомандовал Сам Дурак. – Слышите? Нам туда.
Из правого конца коридора раздавался тихий шипящий звук, словно бы из воздушного шарика выходил воздух. Мы двинулись в том направлении. Нам навстречу пахнуло холодом, и в воздухе завертелись снежинки вперемешку с шоколадным драже, которое довольно болезненно стучало меня по голове, так что я поймал несколько штук и злобно съел.
Коридор становился всё уже. Мы протискивались боком, по одному. Впереди Сам Дурак, потом я, затем йокесы и Кентел, в конце Конотоп и Вам Кого. Конотоп рычал и сердито проклинал маразм, в котором существуют такие коридоры.
– Да у меня тут голова скоро не пролезет, – говорил он.
– Нам не впервой головы отрубать, – отвечал Естер.
Коридор закончился. Мы с Сам Дураком вышли в огромный зал со сводчатым полупрозрачным куполом. На стенах один за другим загорались большие телевизионные экраны. Некоторые показывали абстрактные картины природы, другие – цифровой шум, а на одном из них я разглядел рекламу: "Первый гибрид фуа гра и трюфеля, выращенный в неволе". После текста мелькнул логотип, на котором мне померещились слова "Не солоно зажрамшись".
Справа от меня зашипело. Я повернул голову и увидел источник звука – аппарат из большого количества причудливых труб, который надувал воздухом чёрную блестящую фигуру со шлемом. Несколько таких же, неподвижных, стояло возле стены, как манекены.
– Эй! – крикнул Пахом, пытающийся вылезти из коридора. – Да подвинься же!
Я чуть подвинулся, открывая проход, и Пахом занял моё место, перекрывая выход теперь уже Йоку Естеру. Впрочем, тот легко справился с ситуацией, разобравшись на отдельные косточки и вновь собравшись уже посреди зала.
– Кого я вижу! – воскликнул незнакомый звонкий голос под куполом. – Все здесь собрались – и йокесы, и люди, и кретины. Сейчас мы будем прекращать вам жизнь. Представить сложно красочней картины.
Под потолком висел молодой синекожий мужчина в чёрных плавках, который лениво взмахивал огромными, похожими на птичьи, крыльями. Он повёл рукой, словно совершая магический пасс, и чёрные фигуры ожили, подняв дубинки и двинувшись на нас.
Йок Естер рубанул ятаганом, разом выпустив из всех надувных болванов воздух. Сам Дурак обрушил мокрый меч на машину, которая готовилась надуть ещё одного, и та после пары ударов рассыпалась на запчасти.