Космический маразм
Шрифт:
Это я, собственно, не просто так рассказываю. Я испытал на себе абстракцию в полном смысле этого слова, когда на меня накатил превратившийся в тучу Морген. Я не потерял способности мыслить и воспринимать окружающий мир, но что за мир меня окружал, я понять никак не мог.
Вокруг меня что-то находилось, и я мог различить отдельное нечто с одной или с другой стороны. Однако назвать эти объекты или хотя бы с уверенностью заявить, что это именно объекты, а не ерунда какая-то, я не мог.
Вот, к примеру, прямо спереди от меня висело вроде бы облако. Однако лишь только я попытался его рассмотреть
Я не то шёл, не то парил к нему в густой дымке, которая и возникла-то, должно быть, как раз потому, что я именно парил, а дымка была похожа на пар, потом споткнулся, чертыхнулся и дошёл до ручки. Я дёрнул за ручку и увидел за дверью сумрачное помещение, освещавшееся двумя свечами и одной тусклой желтоватой лампочкой, которые были свалены в одну бесформенную кучу на столе, лежащем вверх ножками слева, у распахнутого настежь окна, за которым стоял солнечный летний денёк, уныло скрипя подошвами.
На скамье посреди комнаты восседали три-четыре человека. Я никак не мог сосредоточиться на них, поэтому не мог точно назвать их количество. Попытался посчитать по головам – голов оказалось семь, отчего я и решил, что людей то ли три, то ли четыре.
– Здравствуйте, – сказал один из обитателей дома, сверкнув пенсне из розовой пластмассы. – Заходите, гостем будете.
– Здравствуйте, – сказал я. – А вы, простите, кто? И где я оказался?
– Как же это вы не знаете? – ответил другой голос – женский, но низкий, словно мужской, откуда-то снизу, из-под пола. – Вы с Луны, что ли свалились?
– Не знаю, – честно ответил я. – Точнее, не помню.
– Вы на корабле, – ответил первый голос, и говорящий внезапно оформился в плешивого неказистого мужичка, который висел передо мной в воздухе и дрыгал ногами. – Корабль сейчас начнёт погружение под землю, а там нас ждёт двуликий анус.
– Кхм, – сказал я. – А можно не погружаться? Я вообще-то друзей своих искал.
– Можно и не погружаться, – ответил мужичок. – А вот насчёт друзей не скажу, я не по этой части. Это вы лучше у сынка моего спросите, он у нас ума палата. Всё о здоровье своём заботится, метавитамины какие-то пьёт. Недавно вычитал где-то про сыроедение и стал сыр жрать тоннами.
– И где же ваш сын? – не понял я.
– Да что же вы, ослепли? – спросила женщина из-под пола. – Вон же он, в кастрюле спрятался.
Я присмотрелся и увидел, что справа, на лавке, стоит большой бак, из которого валит пар.
Я осторожно приблизился к нему и заглянул внутрь. Вместо дна у кастрюли открывалась бесконечная пропасть, на краю которой болтался в петле человек, одетый в потрёпанный старомодный костюм. Он внезапно улыбнулся и открыл один глаз, оказавшийся вращающимся диском в сине-зелёный горошек. Я инстинктивно дёрнулся, отстраняясь от повешенного, и свалился вниз, полетев в пропасть. Однако сразу же понял, что это не пропасть, а висящая в пустоте железнодорожная платформа, украшенная табличкой "Дно".
Я как-то сразу осознал, что платформа политическая, а на ней изготовлена обувь – видимо, красные сапоги, поэтому тут же подошёл бронепоезд, в борту которого приветливо распахнулась дверь.
Из двери показался бледный и очень светловолосый человек в старой военной форме и спросил:
– Едете?
– А куда этот поезд? – спросил я.
– Это не поезд, – с каменным лицом ответил военный. С лица при этом осыпались крошки гранита, поскольку для произнесения фраз лицу приходилось хоть немного, но двигаться.
– А что же это? – спросил я.
– Космический корабль, – ответил каменный человек. – Не видишь, что ли, паруса?
Я поднял глаза и увидел над бронепоездом несколько полосатых кусков резины, натянутых на сложную паутину из верёвок.
– Вижу, – ответил я. – Тогда еду, если космический.
Однако мой собеседник ничего мне не ответил, поскольку оказался скульптурой, привинченной к носу корабля. Я еле успел запрыгнуть на борт, как корабль тронулся и погрузился в воду своим тяжёлым каменным носом.
– Что-то дрянной у вас корабль, – сказал я в пустоту. – Не плавает.
– А он и не должен, – ответила пустота, отчего у неё появился рот, а затем и все остальные части тела, образовав не вполне чёткое изображение человека, загорелого, почти как московский бомж. – Зато ему красная цена семь вёрст не крюк.
– Мне бы друзей своих найти, – пробормотал я.
Изображение повернулось ко мне боком, отчего я увидел, что человек абсолютно плоский, толщиной в миллиметр.
– К вящему удовольствию, – сказал он, – это в ваших силах. Обжигают горшки, а не Боги.
– И как же мне их найти? – спросил я.
– Никак – моё второе имя, – ответил плоский человек и исчез совершенно, вместе с кораблём и остатками воды, оставив после себя только сушу. Правда, мокрую.
Я зашагал по грязи к единственному выделяющемуся впереди ориентиру – высокому деревянному забору, окружавшему тенистый и ароматный черничный сад. Когда я подошёл совсем близко, забор покосился глазом и отъехал в сторону, пропуская меня вперёд.
Справа колосился непрозрачный синий снег. Слева капали бессовестные слуховые аппараты крупного калибра. Где-то на заднем плане тошнило нескольких овец. Туда я и направился, должно быть, поскольку задний план неожиданно стал передним.
– Мееексус, – проблевала одна из овец, и из её зловонной зубастой пасти вылетел блестящий дорогой предмет непонятного назначения.
Тут я задумался. Как я могу так долго находиться в этом безумии и не сходить с ума? Пожалуй, это невозможно. Следовательно, существуют два варианта. Может быть, я постепенно схожу с ума, но в маразме этого не замечаю. А может быть, я сошёл с ума гораздо раньше, поэтому мне всё это и мерещится. Тут уж выбирайте – либо терциум, либо нон датур.
Да нет, это уже совершенное безумие. Не может всё, что со мной произошло, быть плодом моей фантазии. Я не настолько творческая личность. Вот если считать, что это плод нашей общей фантазии – тогда да, могу поверить. Я вспомнил о Вам Кого, Конотопе и Сам Дураке и преисполнился решимости их найти.