Космический триггер
Шрифт:
И, наконец, у седьмых врат Иштар сняла тысячелепестковую корону, что означает отказ от Божественности. Только так — нагая — Иштар могла ступить в Вечность.
Дзенская:
Монаха, долгое время медитировавшего на придорожном камне в поисках просветления, наконец озарило. Бросившись к своему роси (учителю дзен), монах воскликнул: “Я понял! Я понял! Этот камень находится в моей голове”.
“Должно быть, у тебя здоровенная голова, — ответил Учитель, — раз в ней помещается камень такого размера”.
Вход в Гибельное Место
Я родился в Бруклине, в рабочей семье ирландских католиков, в дни Великой депрессии.
Единственное религиозное событие моего детства — первое святое причастие — и то обмануло мои ожидания. Я не испытал ни экстаза, ни контакта с Богом, обещанных мне монахинями.
Так в четырнадцать лет я стал атеистом. В колледже я сначала специализировался в области электротехники, но, когда понял, что у меня аналитический, а не практический склад ума, переключился на математику. В двадцать лет я прошел три разных курса психотерапии, чтобы освободиться от остаточных конфликтов между моим атеистическим гедонизмом и католической индоктринацией детства.
Однажды, лет в восемнадцать, у меня возникло странное ощущение, что я выпал из времени, как Билли Пилгрим в романе Курта Воннегута “Бойня номер пять”. Года в двадцать четыре я снова пережил что-то вроде спонтанного сатори — эдакое внезапное осознание ощущения имманентной божественности во всем сущем.
Я считал оба эти переживания галлюцинациями и настолько их стыдился, что ни разу о них не заговорил ни с одним из трех моих психотерапевтов.
Затем в 1962 году, в возрасте тридцати лет, я начал экспериментировать с изменяющими сознание наркотиками. Эта проблема не менее дискуссионна, чем проблема безопасности атомных электростанций, поэтому давайте для начала вспомним, что об этих химических веществах говорит наука.
I. Есть мнение, что это психотомиметики; иными словами, изменение сознания, которое они вызывают, считается имитированием психоза.
П. Кое-кто считает их галлюциногенами: то есть новое ментальное состояние, вызываемое их приемом, считается галлюцинаторным опытом, но не полным психозом.
III. Существует точка зрения, что это психоделики (слово придумано Хамфри Осмондом, доктором медицины) или метапрограммирующие вещества (термин Джона Лилли, д-ра медицины). То есть считается, что в новом состоянии мы можем реорганизовать и переимпринтировать нашу нервную систему для высшего функционирования.
В ходе будущих исследований наука окончательно решит, какое толкование наиболее правильно. К сожалению, к этому решению не прийти в результате проведения словесных прений или заключения диссидентов в тюрьмы. Оно также не зависит от сенсационности разоблачений и количества арестованных еретиков.
Это страшное неудобство для правительства, которое всегда хочет решать проблемы путем объявления любого инакомыслия вне закона. Но, к счастью, наука работает не так.
Изначально я заинтересовался изменяющими сознание наркотиками благодаря статье в самом консервативном журнале США — “Нэшэнэл Ревю”, редактируемом миллионером-католиком Уильямом Бакли Младшим.
Разумеется, позже Бакли и его журнал с неоинквизиторской яростью обличали эксперименты с наркотиками, но тогда, в невинном 1961 году, они наивно напечатали статью консервативного историка Р. Кирка с рецензией на “Двери восприятия” Олдоса Хаксли. В этой книге Хаксли рассказывал, как он трансцендировал время
О. Хаксли совершил свое путешествие под влиянием мескалина, получаемого из “священного кактуса” пейота, который используется в ритуалах американских индейцев. Как полагал Рассел Кирк, это было добротное научное доказательство “в пользу” религиозности в целом и “против” либеральных гуманистов, которых он считал первыми злодеями в истории. Среди прочего Кирк говорил, что “только самый догматичный материалист старой закалки” будет a priori отрицать отчет Хаксли, не повторив его эксперимент. В то время я был тем самым догматичным материалистом старой закалки, поэтому дико возмутился и на протяжении многих месяцев мысленно оспаривал справедливость этого утверждения. Казалось, что как материалист я должен был согласиться с одним аспектом в книге Хаксли, о котором не упомянул Кирк, — что сознание обладает химической природой и изменяется при изменении его химии. Это было вызовом.
Материалист совершил первое психоделическое путешествие 28 декабря 1962 года в старом “домике для рабов”, расположенном в лесах около Йеллоу-Спрингс, Огайо. Вместе с женой Арлен и нашими четырьмя маленькими детьми я снял этот домик, принадлежавший антиохскому колледжу, всего за тридцать долларов в месяц и получил один акр расчищенной земли для выращивания овощей и тридцать акров леса для поиска Тайны. Земледелие поддерживало нас лишь частично; я работал помощником коммерческого директора в крошечной фирме в Йеллоу-Спрингс — антиохской компании по изготовлению экслибрисов. Но мы нашли (как нам казалось) способ вырваться из регламентированного городского улья, не умирая от голода.
Перед тем, как съесть свой первый пейотный грибочек, Материалист поинтересовался у Поставщика (чернокожего джазиста): “А вообще-то эта дрянь опасна?”.
“Мать твою, — ответил он. — Индейцы тысячелетиями жрут ее в каждое полнолуние”.
“Ах вот как… Ну да…”, — отозвался Материалист, тут же вспомнив выразительный рассказ Хаксли о его первом опыте, Я быстро съел семь грибочков и на двенадцать последующих часов закружился в водовороте неповторимого нелинейного путешествия, перенесшего меня в Гибельное Место. Это был самый познавательный и трансцендентальный опыт.
Естественно, через несколько лет все произошло бы иначе. Материалист сказал бы: “Но ведь газеты уверяют, что порой люди сходят с ума от этой дури и на много месяцев остаются психами”. На что Поставщик ответил бы: “А еще в газетах пишут, что наши войска во Вьетнаме помогают вьетнамцам. Чувак, не верь пурге, которую они гонят”.
Обладая любознательной и экпериментаторской натурой, я все равно отправился бы в это путешествие, но с большими сомнениями, а они легко могли бы перерасти в беспричинный страх или откровенную панику. Позже мы видели, что именно это и происходило с другими людьми после того, как пресса всерьез взялась за дело, раздувая пламя массовой истерии.
Как бы там ни было, Материалист просто испытывал обычное заблуждение первого путешествия: он решил, что переродился. В конце концов, в те времена Рассел Кирк и “Нэшэнэл Ревю” — официальные волхвы священного консерватизма — были на его стороне.
Когда в последующие недели я с грустью констатировал, что переродился не полностью и в моем “центральном компьютере” по-прежнему остается много невротических, депрессивных и эготических программ, я был несколько разочарован.