Кость для Пойнтера
Шрифт:
Нет худа без добра – в результате этого безобразия флайбот остановился, не дойдя всего пары футов до торчащего из пола каменного зуба, на который я едва не наткнулся спиной. Пришлось снова прыгать в сторону, чтобы не оказаться между молотом и наковальней. Однако обошлось, ну а привальные брусья сменить легче, чем чинить еще и форштевень, врежься он в эту надолбу.
Торопясь совладать с нечаянной удачей, я захлестнул каменюку якорной цепью, для верности еще обкрутил ее парой оборотов, и лишь после того заклинил остаток цепи подходящим булыжником в расселине между основным массивом скалы и еще одним обломком, удачно отщепившимся
За крепкими стенами пещеры стеной упал дождь. Показалось, что каменное тело горы дрогнуло под этим ударом. Остатки света истаяли в подгорном мраке -- снаружи вечерний сумрак слился воедино с грозовой тьмой. Имело смысл подумать об освещении.
Ходовой котел флайбота опустошен, так что не приходилось надеяться на его бортовые гнилушки и прожектор. Хорошо, что на крайний случай у меня всегда есть в запасе жук-фонарник. За крупинку сахара, который хранится в жестяной крышечке склянки, служащей ему домом, жук способен сиять много долгих ночей. Осталось лишь покормить услужливое насекомое…
Жук с готовностью вспыхнул, отрабатывая очередную кормежку. Но лучше бы он этого не делал. А еще лучше бы у меня оказалось хоть немного времени, чтобы обследовать пещеру до того, как сунуться в нее. Потому что в ответ из глубины подгорья зажглись оранжевыми огоньками чьи-то глаза.
Рука сама собой потянулась за стрелометом. Да вот беда -- стреломета у меня с собой не было точно так же, как раковины связи и фляжки. Не прихватил оружие, собираясь чинить флайбот, поскольку нет у меня привычки, чуть что, палить со злости.
А жаль. Глядишь, пристрелил бы пару-другую неполадок. Да и сейчас не оказался бы с пустыми руками…
Делать нечего, придется подобрать что-нибудь потяжелее и поострее из наличного инструментария. Ибо не было никакого желания добираться до аварийного ящика и выяснять, имеется ли там подходящее оружие -- мало ли что предпримет за это время неведомый мало ли кто…
В баковом рундуке под руку сама собой легла оплетенная кожей металлическая рукоять в полтора фута длиной -- все тот же разводной ключ на шестьдесят четыре, которым я отмахивался от летающей нежити. Внушительный предмет, тяжелый, а главное, прочный. С лязгом вытащив импровизированное оружие, я примерился, похлопывая по руке массивной головкой. Фонарника я уже давно пристроил на вершину каменного зуба, в брезентовые складки, откуда он не свалится. Теперь можно проверить, что это за нежданный гость пожаловал… или хозяин.
Похоже, мой силуэт, подсвеченный сзади мягким сиянием жука, показался неизвестному достаточно угрожающим, поскольку из тьмы донеслось шуршание, а затем хрипловато-ломкий голос:
– - Э-э… ты не очень-то… Не торопись с выводами.
Услышав это, я остановился как вкопанный. Всякие звери встречаются по темным углам мира, но вот говорящих среди них нет. Наследственно измененные свинята не в счет – их, почитай, и не осталось. Значит, свой брат-разумный. Есть шанс договориться.
– - Выходи, перетрем, -- максимально дружелюбно пригласил я к разговору неизвестного. Разводной ключ при этом я спрятал за спину, но не решился совсем выпустить из рук. А то бывают разумные, даже люди, что хуже зверей и не особо склонны к переговорам. К примеру, тесайрцы, исконные противники Анарисса.
Каюсь, я как-то не подумал про иных исконных врагов родного города, куда древнее и непримиримее. И прямо скажем, зря не подумал. Если уж имя целого народа сделалось ругательством непристойнее всех прочих, включая богохульства и сексуальные оскорбления, что-то это да значило. И всяко, если тебя занесло в Подгорье, шанс встретить этих врагов всего эльфийского был куда больше, чем вероятность обнаружить тех же тесайрцев или хотя бы четвероногого слона…
От неожиданности я отступил на шаг, пожалуй, слишком поспешно, и с ненужной суетливостью снова выставил свое нелепое оружие. Облик уж точно не гостя, а природного хозяина местных пещер и подземных залов весьма тому способствовал.
На свет выступила угрожающе объемистая фигура, невысокая, но несопоставимо массивная по сравнению с нетвердым голосом. При каждом движении кожаные складки шуршали и пришлепывали, будто крикуньи крылья. Алые огоньки глаз на взлохмаченной голове отливали стеклистым блеском и вроде бы даже отсверкивали каким-то ободком латунного цвета.
Больше не приходилось надеяться, что это окажется кто-то из местных горцев -- цизальтинец из Союза Племен или трансальтинский фольксдранговец. И те, и другие выглядят наособицу, совсем не так, как это явление…
Язык не поворачивался выговорить, с кем я повстречался в подгорной темноте. Не люблю пустой нецензурщины. Тем не менее одно слово за пределами всех и всяческих приличий оказалось удивительно к месту:
ГНОМ!!!
Точно, гном. Некому больше. Самый что ни на есть настоящий, ругательный. В смысле -- такой, каким принято ругаться. Как там они обычно поминаются? Гном с кайлом, гном под горой, гном дурной с бородой…
С последним вышла осечка -- никакой бороды у гнома и в помине не было. Точнее, из того, что у гнома было, никак не получалось выделить в качестве бороды что-то отдельное. Вся его физиономия была покрыта бурой шерсткой разной длины -- от бархатной на курносом носу, вокруг толстых губ и глаз под грязными линзами круглых очков, до длинноватой, в полдюйма, под скулами и челюстью.
…А еще есть словечко «гномовитый» -- скупец, жадюга, что деньги зажимает до последней монетки, ни себе, ни людям. Сам в обносках и другим никакой радости...
Вот это оказалось в точку. Как выяснилось, жуткие кожистые складки принадлежали изрядно потертому замшевому пончо, из-под которого луковичной шелухой торчали прочие одежки, тоже кожаные и войлочные. При каждом движении они шуршали, словно одеяния Сестры-Молнии Тиллы, но прямо скажем, без присущих ей изящества и легкости. Кожа да войлок не шелк и газ, а эти еще и не отличались новизной, будучи изрядно замызганы.
Видимого оружия при гноме не было, хотя как раз это ни о чем не говорило -- в таком ворохе складок можно много чего припрятать. Но почему-то, то ли по повадке медленно подходящего существа, то ли по неуверенному помаргиванию его близоруких глазок, я почуял, что опасности больше ждать не стоит.
Раньше мне, как и любому другому анарисскому жителю, не доводилось видеть жителей Подгорья -- лишь частенько поминать их к месту и не к месту. И как оказалось, без особого к тому основания. Гном оказался вовсе не такой уж страшный или даже противный, в общем, совершенно не обидный. Только в темноте жутковат, а на свету… разве что слегка нелеп, даже в чем-то симпатичен.