Костер для инквизитора
Шрифт:
Абрек потянулся за веничком, принялся нахлестываться, сладострастно ухая. Дед последовал его примеру. Минут эдак через пять директор «Шлема» деловито изрек:
– Надо охладиться.
Дед с готовностью отложил веник.
– Андрюха, пошли на снежок! Чистенький, только вчера из лесу привезли!
– Шутишь? Я и согреться толком не успел.
«Шлемовцы» вышли, Ласковин полез наверх и улегся голова к голове с Вошем.
– Зря сказал,– негромко произнес Вошь.
– Абрек не заложит.
– Знаю.
– Тогда, извини, не понял.
– Жизнь – штука неоднозначная.
– Философ,– проворчал Андрей.– Там в кадушке еще веники мокнут.
Спустя час все восполняли убыток жидкости. Ласковин – чаем, прочие – пивом.
– Спортсмен, он и есть Спортсмен,– ухмылялся Абрек.
– А вы по какому виду спорта? – поинтересовалась, сделав томные глазки, обслужная девушка.
– По смертоубийству,– объяснил Дед и подмигнул.
– Правда, что ли? Киллер? – девушка постаралась как можно шире распахнуть голубенькие, навыкате, глазки.
– «Киллер» – это английское слово,– назидательно изрек Ласковин.– А мы люди русские.
– А по-русски – как? – спросила девушка.
Вопреки стойкому убеждению, среди питерских лялек не так уж много студенток университета.
– По-русски – душегуб,– охотно перевел Ласковин.
– Фи!
– Он еще и садист,– злорадно сообщил Дед.
Слово тоже было иностранное, но у лупоглазенькой, вероятно, имелся печальный опыт. Посему при первом же удобном случае она поменяла вектор атаки и прильнула к Вошу. А Ласковин поймал себя на том, что близость голенькой, вкусно пахнущей и приятной во всех отношениях девчушки не вызывает в его организме никаких побуждений. Что это, возраст? Или дело в Наташе? И тут, с некоторым удивлением, Ласковин сообразил: с того момента, как он переехал на Пестеля, у него не было других женщин. Вот это круто!
Федя сидел на скамеечке и охмурял одноклассницу. Одноклассница охотно охмурялась, поскольку в классе Федя шел под номером три. Причем, номера первый и второй обыгрывали его только по пункту финансовой поддержки. Дело срасталось. Оставалось прикинуть, куда на часок отправить из дома бабульку.
– Кузяка!
Сосед. Колька Грузин по кличке Грузин. Сотоварищи.
– Кузяка, дай стоху.
Выдрючивается, сучок. Знает, что у Кузякина с деньгами – проблемы.
– За Кузяку – в лоб,– флегматично отозвался Федя.
– Ты чё, крутой? – возник один из «сотоварищей». Федя его не знал, но проигнорировал. Шелупонь приблатненная.
– Ты это, Клерасил… – забеспокоился Грузин.– Слышь, это, не надо…
– Крутой, да? – ощерился Клеросил.– Козел ты! Понял?
Одноклассница на всякий случай отодвинулась, но глазки заблестели. Какая сопливка не любит поглядеть на хорошую драку?
Федя встал подчеркнуто лениво… и вдруг быстро и резко толкнул Клеросила в грудь. Тот отлетел пушинкой, приземлился на седалище, но сразу подскочил, очень недовольный. Другой сотоварищ перетаптывался на месте. Первым вступить в бой не рвался.
Клеросил достал нож, повертел в воздухе не очень умело.
– Ща, бля, порежу на хрен! – пообещал он, надвигаясь.
– Ножик у мамки на кухне скиздил? – поинтересовался Федя.– По жопе не надает?
Клеросил вякнул и попытался полоснуть Федю по руке. Ну полный придурок! Ничего, кроме своего ножичка, не видит. Федя без подшага, без финтов, пробил маваши с передней ноги.
Буц! Попал точняк по затылку. Борзой Клеросил даже не дернулся, осел кучкой говна.
– Убивать не буду,– веско сказал Федя Грузину.– Раз твой кореш. Схвачено?
– Ну, ясный пень, Куз… Ну, то есть… – Грузин неожиданно обнаружил, что не помнит имени своего соседа. Кузяка
Корешки отвалили. Клеросил брел, слегка поматывая головой. Вот как бывает: бац – и ты лежишь, даже сообразить не успевши, откуда плюха прилетела. Такое оч-чень успокаивает.
Подружка восхищенно приникла к плечу.
– Пойдем, что ли, музончик послушаем? – предложил Федя.
«Блин, куда же бабульку сплавить?»
Юра Матвеев отрабатывал стойку дзэн. Уже тринадцатую минуту. И находился между двумя состояниями, первое из которых сэнсэй характеризовал как «правильную медитацию», а второе как «ох, мои рученьки-ноженьки». Юра был абсолютно уверен, что станет мастером. Таким, как Ласковин, чья фотография красуется на стене. Юра тишком скопировал ее со «Стены Славы», увеличил и пристроил над кроватью. Вместо плаката с бритым Бутусовым. Фотография крутая: Ласковин разбивал доску сложнейшим тоби-уро-маваши с поворотом. Тем самым «ван-даммским» ударом, который в реальном кумитэ и Ласковин, и Зимородинский полагали экзотической глупостью. Лицо Андрея Александровича выглядело не зверским, а спокойным и сосредоточенным. И доска, подвешенная на нитках, распадалась, как склеенная. Кажущаяся легкость, которой Юра нестерпимо завидовал. Лупишь, лупишь по макиваре, а она только пружинами скрипит, зато подходит мастер, рукой махнет небрежно и «Дзинь!» – железо об железо. Или остановит твою ногу, двумя пальчиками, а ты уже летишь черт-те куда. Утешало одно: прежде Юра даже не успевал заметить, как его останавливают. А теперь успевает. Восемнадцатая минута. Кап-кап – пот на паркет. Приближалась вторая стадия. Блин! Как медленно меняются секунды!
Глава десятая
Вадим сел в машину у Финляндского вокзала. Бобровая шапка, элегантное черное пальто. Солидный мужчина приятной наружности.
– Добрый день, Андрей.
– Добрый день. Куда поедем?
– Давайте на набережную.
Ласковин по Михайловской выехал к Арсенальной набережной, улучив момент, вписался в поток и покатил вдоль Невы.
– Как мой винчестер? – напомнил он.
– Спасибо,– вежливо поблагодарил Вадим.– Вы нам очень помогли.
– Могу надеяться на взаимность?
Вадим ответил не сразу. Чувствовалось: взвешивал и прикидывал оттенки «да» и «нет». Возможные последствия. Ласковин почти слышал, как вплетается в мягкий рокот «ауди» жужжание перегоняемой информации. Ответ последовал осторожней некуда.
– Смотря в чем она выразится?
– Вадим, хотите дать «свидетелям» по шаловливым лапкам? – спросил Ласковин.
«Ауди» нырнула в тоннель, вынырнула, плавно набрала скорость, тик в тик разрешенную.
– Хочу,– согласился Вадим.– Вашего винчестера достаточно, чтобы взять сукачевскую группу. Что же касается здешних, то мы, конечно, разрабатываем их давно и тщательно, но это же профессионалы. Работа требуется кропотливая и долгая. Тем более что прикрытие у них – в самых верхах. Поторопимся – они не только вывернутся, но еще и нас в грязи вываляют.
«Ауди» катила по Пироговской набережной. У Сампсониевского моста Андрей включил погромче радио: давали информацию о «пробках». Вадим не возражал. Молчал, по сторонам не глядел. Думал.
Перебравшись через мост, машина скатилась на Куйбышева.
У трамвайной остановки Ласковин затормозил, пропуская народ, приглушил магнитолу.
– Допустим,– произнес он,– у меня есть конфиденциальная информация, что некие неформальные силовые структуры намерены ваших подопечных слегка обидеть?