Костер для инквизитора
Шрифт:
– Мне об этом ничего не известно,– осторожно отозвался Вадим.
Трамвай тронулся. Ласковин с легкостью обошел его, проскочил под желтый – по привычке, спешить особо некуда – и сказал:
– Мне совершенно точно известно: кое-кто настроен очень решительно и хочет отметить ночь с двадцать первого на двадцать второе февраля небольшим армагеддончиком. О котором, кстати, сами господа «свидетели» прекрасно осведомлены, если судить по их афишкам.
– Могу предположить,– мгновенно подхватил Вадим,– что какие-то уголовные структуры недовольны проникновением
– Насколько известно мне,– отозвался Андрей,– недовольные рассчитывают раздобыть бронетехнику. Кажется, даже знаю, какую. БМП-2. Это реально?
– Вполне,– кивнул Вадим.
«Ауди» обогнула особняк, подаренный некогда Властью Искусству. Надо полагать, не только за сценические таланты. Символично: в особняке этом не так давно располагался Музей революции, а ныне размещается Музей политической истории.
– Андрей,– продолжал между тем Вадим,– как только вы узнаете, где и в каком месте они рассчитывают приобрести машину и когда и как вернуть ее обратно, если не трудно, сообщите мне. Заблаговременно. Не трудно?
– Запросто,– ответил Ласковин.– Куда вас подвезти, Вадим?
– К метро, пожалуйста.
Перед тем как выйти, Вадим сказал:
– Если вы, Андрей, не заметили: до последнего перекрестка вас вел серый «Москвич».
– Нет, не заметил.
– Тогда обратите внимание. Номер, к сожалению, я не разобрал.
В этот же день Вошь с лыжами на плече приехал в Солнечное. Лыжи, впрочем, не понадобились. Абрек прислал на станцию машину. Теперь они вдвоем (девок Абрек выставил) пили водку. И закусывали как следует – предстоял разговор.
– Андрюху давно знаешь? – поинтересовался директор «Шлема».
Вошь ответил не сразу, подумал, затем кивнул.
– Есть у меня одна мысля… на троих,– проговорил Абрек.– Интересно, что скажешь… – Он взял маленький соленый огурчик, повертел в пальцах и положил обратно.– Короче, идея такая…
Вошь выслушал внимательно, выслушал и покачал головой:
– Андрей не согласится.
– Плохо,– огорчился Абрек.– Сам я не могу. Не одобрит братва. Не по понятию.
А Спортсмен – самое то. Ты только прикинь, какую силу возьмем! С тебя на раз все долги списали бы. Это для начала. А дальше, если мозга есть и крови не боишься… – Абрек остановился. Понял по лицу собеседника: уговаривать без толку.
– Обидно,– сказал он.– Короед нам все концы реально на блюдечке принесет. Обидно, бля!
Вошь налил себе на четверть водки, выпил, запил газировкой, посмотрел задумчиво на стакан и спросил:
– А зачем нам его согласие?
Андрей был старым. Старым и тяжелым. И нес на себе много тяжелого железа. Он поднимался по лестнице, и деревянные ступени скрипели под его тяжестью, скрипели и прогибались. Очень хотелось взяться за поручень, но нет, никто не должен видеть его слабость.
Ругай ждал. Тоже старый и большой. Андрей доверял ему. А Ругай…
Андрей
– Господин… – губы Ругая дрожали.– Господин, я…
Андрей смотрел. И под его взглядом выпрямился старый боец, губы перестали дрожать.
– Убей меня, господин! Моя вина!
– Где он? – устало сказал Андрей.– Веди, покажешь.
– Но… – Ругай заколебался.– Но мы его сожгли. Колдун…
– Знаю,– оборвал Андрей.– К этому веди.
Спускаться легче, чем подниматься. И держаться можно – не видит никто. Только ступени похуже, скользкие, посыпанные трухой.
– Вот,– показал Ругай.– Колдун… А, проклятье богов! Как это? Князь!
Черная, как головешка, тварь в ошметках человечьей одежды метнулась с невероятной быстротой, ударила в решетку, еще раз, еще… Дубовая жердь, вделанная намертво, толстая, как большое весло, треснула, тварь прыгнула пауком – Ругай махнул факелом, закричал. Андрей (он стоял на пути) выхватил меч, рубанул навскидку… и не успел. Старый, тяжелый. Тварь визгнула, отшвырнула его к стене, припечатала угольной лапой, полыхнула красными глазами… и порскнула вверх по лестнице. Раз – и нету ее.
– Господин! – Ругай схватил его за плечо.– Господин, ты цел?
Андрей медленно кивнул. Меч в опущенной руке задел ступеньку, звякнул. Старый стал…
Слезы текли по щекам. Ругай воткнул факел в держалку, вынул меч, упер в живот, под кольчугу, и резко, ничком упал. Рукоять звонко стукнула о камень, Ругай вскрикнул сдавленно, дернулся, скрючился и затих. Андрей долго смотрел на него, потом вздохнул, вложил собственный меч в ножны и полез наверх. Он не мог, как Ругай. У него – Земля. И второй сын, которому всего одиннадцать зим. Он, Андрей, еще поживет…
Глава одиннадцатая
Вечером двадцать второго декабря Ласковин и Вошь поехали в Солнечное. Оставив машину на платной стоянке километрах в десяти от развилки, они углубились в лес.
Андрею до сих пор не очень верилось, что Вадим сдержит обещание. Не верилось, пока сам не увидел рваный гусеничный след, а чуть позже, поперек просеки, припорошенное снегом чудище.
– Ага,– удовлетворенно сказал Вошь.– То, что надо.
И полез на броню.
Ласковин ждал снаружи, пока напарник шуровал у чудища в брюхе. Боевая машина рыкнула, окуталась вонючим дымом, с лязгом дернулись траки.
Вошь выглянул из люка.
– Сумки давай!
Ласковин передал ему сумки, залез сам, задраил люк. Напарник уже устроился на водительском месте. Железная зверюга рычала и содрогалась.
– Вошь,– позвал Ласковин, повысив голос,– как, порядок?
– Норма! Полный комплект! Ну, пошла, железяка! – и сдержанное рычание превратилось в грохочущий рев.
– Йо-хо! – крикнул Вошь, оскалясь улыбкой.– Мы их достали!
Стальное чудище заерзало, разворачиваясь, и дурным носорогом ломанулось вдоль просеки.