Кости холмов
Шрифт:
Остановив лошадей на окраине лагеря, Хачиун и Хасар наблюдали за бесконечным стадом животных, шедших вместе с обозом. Братья были в приподнятом настроении. Еще один замечательный день близился к концу, и, поболтав ни о чем, братья повернули домой, к своим семьям и ужину.
Первым Чингиса приметил Хачиун. Смеясь над какой-то шуткой Хасара, он увидел, как Чингис сел в седло и взялся за поводья своей любимой кобылы. Заинтересовавшись, что привлекло внимание брата, Хасар повернулся, и оба притихли. Чингис вел лошадь между юртами с очевидным намерением уехать прочь.
Сначала братья оставались на месте, и Хасар закончил историю про одного из своих нукеров, его жену и ее коварный план. Выслушав рассказ, Хачиун вяло улыбнулся, и Хасар снова взглянул на Чингиса. Хан уже достиг окраин лагеря, и лошадь несла его на травянистую равнину.
– Что это он делает? – озвучил Хачиун свои мысли.
Хасар пожал плечами.
– Поедем узнаем, – предложил он. – Из тебя плохой собеседник, брат. Чингис скорее поймет шутку.
Хачиун и Хасар поскакали через обширный лагерь наперерез Чингису. Уже смеркалось, и равнина расстилалась перед ними, залитая золотым солнцем. В воздухе было еще тепло. Приближаясь к хану, братья чувствовали себя легко и окликнули его приветствиями.
Чингис не ответил им, и Хачиун в первый раз нахмурил брови. Он подъехал ближе, но Чингис не взглянул на брата. Лоб хана блестел от пота. Хачиун обменялся взглядом с Хасаром, и оба с двух сторон поравнялись с Чингисом, приноравливаясь к его скорости.
– Чингис? – позвал его Хасар.
Ответа снова не последовало, и Хасар замолчал, решив, что брат все объяснит в свое время. Трое братьев мчались далеко в степь, пока скопище юрт не осталось позади белым приземистым холмиком, а блеяние скота не стихло до едва слышимого бурчания.
Хачиун заметил, что хан весь в поту. Брат был неестественно бледен, и щемящее чувство под ложечкой заставило Хачиуна заподозрить что-то неладное.
– Что произошло? – спросил он. – Чингис? Что случилось?
Брат продолжал молча скакать, будто ничего не слышит, и Хачиун почувствовал настоящую тревогу. Он подумал: а что, если преградить путь его лошади и остановить неумолимый побег из лагеря? Хан слабо держал поводья в руках, едва сохраняя контроль над кобылой. Хачиун недоуменно покачал головой Хасару.
В последних лучах догоравшего солнца Чингис повалился на бок и выскочил из седла. От неожиданности братья на мгновение раскрыли рты, и Хачиун с криком спрыгнул на землю и бросился к брату.
В тусклом свете они не могли разглядеть сразу ни мокрое широкое пятно на халате у талии, ни темные подтеки крови на седле и ребрах кобылы. Лишь когда Чингис упал и его халат распахнулся, увидели братья страшную рану.
Хачиун приподнял тело Чингиса с земли, зажав ладонью рану в тщетной попытке остановить красный поток, уносящий жизнь брата. Хачиун без слов поднял глаза на Хасара, по-прежнему сидевшего в седле. Тот тоже молчал, словно лишился дара речи от потрясения.
Чингис закрыл глаза. Боль от удара, полученного при падении, вывела его из ступора. Дыхание было неровным, и Хачиун прижал брата ближе.
– Кто это сделал, брат? – спросил Хачиун навзрыд. – Кто это сделал?
Он не отправил Хасара за лекарем. Братья видели слишком много ран за свою жизнь. Хасар отрешенно спустился на землю, ноги, точно ватные, подкосились. Он беспомощно упал на колени рядом с Хачиуном и взял Чингиса за руку. Кровь на коже уже начала холодеть. Теплый ветер дул с пустой равнины, принося с собой запах рисовых полей.
Чингис вздрогнул в объятиях Хачиуна, голова запрокинулась назад, упав тому на плечо. Лицо почти побелело, но глаза внезапно открылись. В них блеснула искра сознания, и Хачиун обнял брата покрепче, отчаянно пытаясь остановить кровотечение. Когда Чингис заговорил, его голос звучал лишь чуточку громче шепота.
– Хорошо, что вы тут, рядом со мной, – произнес он. – Я упал?
– Кто это сделал, брат? – снова спросил его Хачиун, не скрывая навернувшихся слез.
Но Чингис как будто не слышал его.
– За все надо платить, – сказал он.
Его глаза снова закрылись, и Хасар, снедаемый горем, вымолвил что-то бессвязное. Хан шевельнулся в другой раз, и, когда он заговорил, Хачиун прижал ухо к его губам.
– Раздави Си Ся, – прошептал Чингис. – Ради меня, брат, раздави их всех.
Его дыхание резко прервалось, и огонь в желтоватых глазах быстро потух. Хан был мертв.
Хасар поднялся, не осознавая собственных действий. Его взгляд прилип к двум припавшим к земле телам, внезапно показавшимся ему такими маленькими посреди широкой равнины. Он со злостью вытер слезы в глазах, резко перехватывая воздух, чтобы удержать внутри волну отчаяния, грозившую прорваться наружу. Но горечь подкатила с такой быстротой, что он не смог удержать ее. Раскачиваясь из стороны в сторону, Хасар смотрел вниз, на свои руки, обагренные ханской кровью.
Медленно Хасар обнажил меч. Шуршание ножен привлекло внимание Хачиуна, и он поднял глаза на брата. Его мальчишеское лицо исказилось от злобы, грозившей в любой момент вылиться через край.
– Погоди, Хасар! – крикнул ему Хачиун, но брат оставался глух ко всему, что тот мог бы сказать.
Хасар вернулся к лошади, мирно щипавшей траву. Одним прыжком он оказался в седле и пустил испуганного скакуна галопом назад к юртам лагеря. Хачиун остался один, качая на руках тело брата.
Чахэ сидела на постели, потупив взор на кровавые пятна на одеяле, и гладила их рукой. Принцесса точно находилась в трансе, не в силах поверить в то, что она до сих пор жива. Слезы катились по ее щекам при воспоминании о выражении лица Чингиса. Когда она пырнула мужа ножом, его дыхание сбилось, и он отстранился назад с ножом глубоко в животе. Чингис смотрел на нее с искренним недоумением, затем выдернул клинок и швырнул его в угол у двери, где нож так и лежал до сих пор.