Кости. Навье царство
Шрифт:
“И еще я после этого чудовище и тварь”, — цокнуло в голове обиженным тоном чужеродных мыслей.
— А если я не хочу к озеру?
Смелая девка, ничего не скажешь. Или дурная просто и не чует, от кого опасностью веет.
— Так я и не спрашивал, — вопреки насмешливому тону, не шутил. — Спасаю тебя от гнева начальства, знаешь ли. Чтоб не пришиб в агонии.
Тим заржал, закивав болванчиком:
– А что? Правду говорит, наш доберман он такой!
"Так вот, кто у нас доберман. Уж не пигалица ли навешала ярлыков? Стало вдруг интересно, кто у нас
— Мне ты тоже погоняло уже придумала? — улыбка получилась даже беззлобной. Раздражающее до красной пелены перед глазами прозвище у меня уже имелось и вряд ли девчонка окажется достаточно изобретательной, чтобы переплюнуть Кира.
Она неуверенно повела плечами:
– Не думаю, что сейчас подходящее время и место для придумывания милых прозвищ.
– Ну, если «доберман» — это мило, то боюсь представит, как ты его называешь в гневе.
– Никак не называю, — буркнула она, поёжившись.
«Правильно, лучше не выдавать все секреты»
Мы вышли на пологий берег, на котором, вдоль реки разожгли каскад из костров.
В центре, собранный из разномастного хвороста, высился костер-матка — прообраз мирового дерева.
Высоченное бревно с прибитым к нему колесом — символом круговорота всего в мире, казалось, подпирает тяжелое сине-фиолетовое покрывало ночного неба.
Толпа расступилась, пропуская меня. Усмехнувшись, выпустил руку Ядвиги, подхватил пару хворостинок из самого основания, несколько раз ударил ими друг о друга под улюлюканье зевак, ожидавших купальского чуда. Огонь для этого костра всегда брали только живой — добытый по-старинке, без спичек и прочей новомодной белиберды. Чуть разомкнув губы, дыхнул на сцепленные прутики. Тёр я их только для вида, конечно, огонь пришел послушным зверьком, пополз вдоль брошенной на груду хвороста ветки, лизнул одну, вторую, будто пробуя, хорош ли вкус, а потом накинулся, оголодавшим путником, затрещав, глотал одну ветку за другой под восторженное подбадривание толпы.
Отсвет пламени подкрасил цветные волосы кощеевой стажерки в еще более необычный оттенок.
«Интересно, а свои какие?»
Ну что за дурная привычка уродовать себя? Красивая ведь девка, нет же: намалевалась, наколок понабила. Испачкалась, глупая. И тело испачкала, и душу. Мысль эта отдавалась где-то глубоко горечью.
Поддавшись не свойственному для меня совершенно порыву, схватил Ядвигу за ладонь, переплетая её тонкие пальцы со своими и дернул на несколько шагов назад, чтобы тут же, не дав опомниться, разбежаться как на аркане волоча ее, ошалевшую, за собой.
Оттолкнулся от земли, крикнув за секунду до того: — Прыгай, не то сгорим, — и нырнул вместе со странной, несуразной девчонкой аккурат в лижущее чуть не сами тучи пламя.
Её визг был полон контрастов, в котором слышался нескрываемый ужас и восторг одновременно. Он пробрался по телу, поднимая мелкие волосы на затылке, сам не заметил, как ответил ей смехом, живым, не едким. Так хорошо было в огне, так жарко в груди и её рука в моей ладони казалось к месту. Пришлось, правда, прикрыть щитом слегка, чтоб не хлестнуло ее голодное пламя, метнувшееся
Стоило ногам вновь коснуться земли, как очарование момента спало. Завидев, что руки наши так и остались сцеплены, стоявшие поближе зеваки принялись поздравлять и требовать зрелищ.
–Целуй невесту, раз огонь благословил! — раздалось откуда-то слева. Я обернулся, не найдя, впрочем, кто такой смелый и прыткий. Может, и стоило? Если ее кто-то сюда послал шпионить, так пусть увидят, что мы оба: Кир и я, купились на приманку. Заглотили. Крутанув девчонку на себя, пользуясь сплетенными руками на манер рычага, резко наклонился, ловя ее губы своими.
Ядвига охнула мне в губы, неосознанно их приоткрывая.
“Сладкая”, — тут же встрепенулся голос в голове.
Злясь на него, я только сильнее вжал в себя девчонку, ошарашенную настолько, что даже не сразу догадалась вырываться. Не желая сцен на виду у всех, отпустил раньше, чем одумается и примется колотить свободной рукой всем на потеху. Даже воздух не успел закончиться в груди — таким коротким вышел показательный поцелуй. А неожиданно захотелось большего.
Она отстранилась, нервно оглядываясь по сторонам, облизнула, только что целованные мной губы, прикусила нижнюю.
– Зачем? — тихо озвучила единственный вопрос. Ни скандалов, ни показательных пощечин.
– Традиция такая, — беззаботно пояснил, пожав плечами. — Чьи руки костер не разорвал — положено целоваться. Спроси у Тимофея, если не веришь, вы, вроде спелись, — в подтверждение даже сделал шаг назад, чтобы не нависать над ней. Знал, как давит на психику даже здоровым мужикам проснувшийся в подсознании змей. Заинтересовался, сволочь.
«Нашел кем, твою мать».
Я все смотрел и не понимал, с чего вдруг. Ну что в ней особенного, кроме волос вырви глаз, наколок этих несуразных (мне и не нравилось никогда такое) да сладких, медовых почти губ.
– Идем, проведаешь начальство. Молись, чтоб остыл уже, причем метафорически. Желательно, не в прямом смысле.
Она с ужасом округлила глаза:
– А может не надо?
– Надо, Яда, надо, — усмехнулся, сканируя испуганное личико.
– Вот это дела! — выросший перед рожей Тим преградил нам дорогу. — Нет, ну ты молоде-е-ец, отрава. Хитра-а! Слу-ушай, может дудочку тебе подарить? Заклинательницей будешь, — распинался Лихачев, глядя при этом совсем не на Ядвигу.
– Заткнись уже, а то я заткну, — его довольная улыбка отчего-то именно сейчас раздражала. Кого-то неловкого за спинами как раз ужалило огнем. Нашли время прыгать. Прям под носом у Лиха.
«Идиоты, вам что ли родители сказок в детстве не читали?»
— Свали от костра подальше, — посоветовал я, заметив, как тень скользнула по лицу друга. Да, брат, каждый платит свою цену за силу. Моя доля не слаще.
– Идем, Ядвига. У тебя сегодня ночной дозор, у постели больного. За ошибки надо платить, тебе говорили?Сегодня мы познакомились поближе с ещё одним героем нашей истории. Пра-арам-пам-пам — Светослав Горынев. Как он вам?