Костры Эдема
Шрифт:
– Здесь хватит экспонатов на целый музей.
– Это и есть музей. – Кукали улыбнулся. – Только я убедил мистера Трамбо не прикреплять ни к чему таблички. В Мауна-Пеле лучшая коллекция восточного и тихоокеанского искусства на Гавайях. Конкурировать с ней может лишь коллекция Мауна-Кеа, которую собирал сам Лоуренс Рокфеллер.
– А почему вы против табличек? – Элинор пересекла вестибюль, чтобы поближе рассмотреть громадную японскую вазу.
– Я аргументировал это тем, что туристы должны чувствовать себя не в музее, а как бы в гостях
– Понятно.
Теперь Элинор рассматривала резные тайские скульптуры.
– И еще я хотел подстраховаться от того, что кто-нибудь из гостей ненароком засунет одну из этих вещиц в карман.
Элинор рассмеялась. Куратор сделал приглашающий жест в сторону выхода, и экскурсия началась.
В Мауна-Пеле было два поля для гольфа – «легкое», площадью 6825 ярдов, и более новое, площадью 7321 ярд, считавшееся «трудным». Оба они напоминали извилистые зеленые прорези в черном бархате лавовых полей. Байрон Трамбо решил для начала отвезти Сато на «легкое» поле, оставив «трудное» на завтра.
Первые шесть лунок прошли хорошо. Ведущую четверку могли бы составить Трамбо, Сато, Уилл Брайент и Инадзу Оно, но, к раздражению босса, Брайент играть отказался, вызвавшись постеречь тележки. Четвертым пришлось взять Бобби Танаку, который играл в гольф куда хуже, чем вел переговоры. К тому же манера игры Сато оказалась такой же агрессивной, как у Трамбо.
Трамбо знал, что для удачи сделки нужно подыгрывать Сато, и, скрежеща зубами, пропустил несколько хороших ударов. Он взял с собой своего всегдашнего подавальщика Гаса Ру, а Сато подавал мячи старик японец, более уместный в рыбачьей деревне на Хонсю, чем на пятизвездочном курорте.
День оставался ясным и теплым, от моря тянуло приятной прохладой, и Сато почти догнал Трамбо, у которого тем не менее оставался небольшой перевес. Трамбо так же любил выигрывать в гольфе, как и во всем остальном, но был готов проиграть хоть сейчас, если бы это помогло продать проклятый курорт. Такой исход казался вполне вероятным – светило солнце, тучи пепла отнесло далеко на восток, и не было видно никаких бурлящих рек лавы, грозящих поглотить играющих.
Все начало портиться после восьмой лунки. Уилл Брайент отозвал его к тележке:
– Шерман звонил с Антигуа, босс. Плохие новости. Бики в слезах. Она чуть не задушила Феликса, и ему пришлось взять ее в самолет.
– Черт! – Сато промазал, и Трамбо сочувственно улыбнулся ему. – И куда она летит?
– Сюда.
– Сюда?
– Именно.
– Черт! Но кто сказал ей, что я здесь?
Уилл Брайент только пожал плечами:
– Это еще не самое плохое, босс.
Байрон Трамбо уставился на него, ожидая продолжения.
– Четыре часа назад миссис Трамбо и ее адвокат вылетели из Нью-Йорка.
– Только не говори, что они летят сюда. Это же просто смешно.
– Они летят сюда. Должно быть, попытаются наложить лапу на Мауна-Пеле. У Кестлера на такие дела нюх.
Трамбо представил себе лошадиную физиономию и седые, связанные в хвост волосы Майрона Кестлера – адвоката по разводам, когда-то защищавшего «черных пантер» и антивоенных демонстрантов, – и попытался вспомнить телефон наемного убийцы, с которым его когда-то знакомили в Детройте.
– Кэтлин, Кэтлин, девочка, – прошептал он тихо. – Почему я не задушил тебя раньше?
– Это еще не все, – сказал Брайент.
Трамбо поглядел на Сато, заносящего для удара свою коротенькую клюшку.
– Майя?
Брайент кивнул.
– И она летит сюда?
Трамбо в который раз попытался представить всех своих трех женщин вместе, и снова у него ничего не получилось.
– Барри точно не знает. Вчера она поехала по магазинам и не вернулась.
Трамбо улыбнулся. У Майи был свой самолет.
– Выясни. Если она летит сюда, пусть ей не дают посадки. Если она все же начнет садиться, отправь туда Бриггса с зенитной ракетой.
Уилл Брайент оглянулся на неулыбчивого охранника, но ничего не сказал.
– Мать твою… – проникновенно сказал Трамбо.
– Точно, – согласился его помощник.
Сато закатил шар в лунку и улыбнулся сопернику.
– Знаешь что? Скажи, пусть собьет их всех, – сказал Трамбо и пошел прочь.
Экскурсия по плану длилась час, но прошло девяносто минут, прежде чем Элинор и Пол Кукали вспомнили о времени. Бродя по семи этажам Большого хале и по прилегающему саду, они осматривали древнюю гавайскую керамику, пятифутовые ритуальные маски из Новой Гвинеи, японские статуи четырнадцатого века, бронзовых крылатых львов у входа в «президентский номер», китайскую лягушку из красного лакированного дерева и другие редкости. Элинор редко так наслаждалась, говоря об искусстве.
Еще во время экскурсии она узнала, что он вдовец, а он – что она никогда не была замужем. Он угадал в ней преподавателя, но удивился, когда она сказала, что занимается эпохой Просвещения. Они обнаружили, что оба интересуются дзэн-буддизмом, любят тайскую кухню и терпеть не могут политику.
– Извините, что я так бежал, – сказал Кукали, когда они опять оказались в вестибюле. – Это все из-за того Будды. Он очень сильно на меня влияет.
– Ничего. Спасибо, что показали мне «колесо судьбы» на его ладони.
Куратор улыбнулся:
– Вы правильно сделали, что вложили ему в руку цветок.
Элинор поглядела на часы:
– Знаете, не хотелось бы вам докучать, но я собиралась и на экскурсию к петроглифам. Если других желающих нет, может, сейчас и отправимся?
Пол широко улыбнулся, показав белые ровные зубы:
– Тогда и эта экскурсия может кончиться поздно. – Он поглядел на свои часы. – У меня идея. Если хотите, можем пообедать вместе в ланаи и прямо оттуда отправиться на экскурсию… Черт, это напоминает заигрывание, правда?