Костры на сопках
Шрифт:
— Какое это имеет отношение к моему пленению? — спросил он.
— Отвечайте на поставленный вопрос! Вы и ваши матросы хорошо знаете Камчатку?
— Я военный моряк, ваше превосходительство, и не могу ответить на такой вопрос.
Прайс испытующе посмотрел на Оболенского: — Советую вам внимательно прислушаться к моим словам… Ваш рассказ о дуэли неправдоподобен, я отвергаю его, как вымышленный. Вы совершили вооруженное нападение на английского офицера. За это вы будете преданы военному суду и приговорены
— Что угодно знать вашему превосходительству?
— Сколько военных кораблей обычно стоит в Петропавловском порту? Как велик гарнизон?
— Не знаю.
— Я повторяю, что спасти свою жизнь вы сможете, только исчерпывающе отвечая на мои вопросы.
— Я презираю, ваше предложение! — гневно сказал Оболенский. — Вы предлагаете мне жизнь ценой предательства! Вы можете взять мою жизнь, но это все, что вы можете со мной сделать. Предателей среди нас вы не найдете… Я надеюсь, что капитан Изыльметьев узнает о подлом поведении офицера Паркера и о нашем незаконном пленении. Капитан “Авроры” сумеет найти защиту!
— “Аврора”! — усмехнулся Прайс. — “Аврора” завтра будет задержана нашими кораблями.
Оболенский пошатнулся и схватился рукой за край стола. Лицо его выразило отчаяние и боль. Может, он виноват в том, что “Аврора” не ушла своевременно из бухты? Он будет виноват в бесславном пленении своего корабля! Но что же делать? Как спасти корабль, своих товарищей? — Вы будете отвечать на мои вопросы? — спросил Прайс.
— Нет, нет… — еле слышно ответил Оболенский.
— Я не тороплю вас, время еще есть. Но знайте, что мы найдем средства заставить вас быть более словоохотливым. Кроме того, завтра здесь, на корабле, будут и другие офицеры “Авроры”, в том числе капитан Изыльметьев.
Оболенский невольно подался вперед. Лицо его горело.
Переглянувшись с де-Пуантом, Прайс вызвал матросов и приказал увести русского офицера.
Матросы подвели Оболенского к трюму и грубо толкнули вниз.
Николай ухватился правой рукой за поручни, но, почувствовав резкую боль в плече, тут же отдернул руку, вскрикнул, потерял равновесие и покатился по узкой лесенке.
Сунцов и Чайкин бросились к нему на помощь.
Глава 9
Матросы бережно оттащили Оболенского подальше от входа и уложили на прежнее место.
— Что, ваше благородие, больно ушиблись?
— Плохо, братцы. Правая рука совсем не действует. Но тут дело и похуже есть.
И Оболенский рассказал матросам о допросе, о возможном захвате “Авроры”, о предложении стать изменником.
— Вот собаки! — брезгливо отозвался
— Я бы сейчас жизни не пожалел, только бы “Аврору” известить! — вздохнул Оболенский.
— Может, и нас на допрос позовут? — в раздумье заметил Сунцов.
— Тебе что — поговорить захотелось? — строго спросил Чайкин. — Все равно от нас не много узнают. Будем молчать, как стенка.
— Это уж как есть, — согласился Сунцов и перешел на шопот: — Я это к тому… Нас бы только на палубу вывели. Там мы часовых за горло, а сами — за борт.
— Разве ж доберешься до “Авроры”! Ночь, ни зги не видать, — усомнился Чайкин.
— А вдруг посчастливится? — стоял на своем Сунцов. — До нашей “Авроры” мили две, не более. Доплыть можно… А если фрегата сейчас в темноте не видно, до берега доберемся, а оттуда уже к “Авроре” на лодке. Вы как считаете, ваше благородие?
— План ваш одобряю! — обрадованно проговорил Оболенский. — Если вас на палубу вызовут, надо будет рискнуть.
— Да как же мы вас одного в беде покинем? — запротестовал Чайкин.
— Вместе плавали, вместе и кончину примем, — добавил Сунцов.
Сердце у Николая болезненно сжалось. Ему захотелось по-братски обнять матросов, которые так просто отказывались от спасения, чтобы только не оставить товарища в беде.
— Спасибо, братцы! — растроганно проговорил Оболенский. — Не забуду я этого. Спасибо! Только, я думаю, надо вам бежать отсюда, если удастся, предупредить капитана Изыльметьева. Скажите ему, что завтра утром враги замышляют напасть на “Аврору”. Потом англо-французская эскадра направится к Петропавловску. И еще скажите капитану: не осрамил я изменой корабль. Всем товарищам поклонитесь. Матросы молчали. Слышно было, как тяжело вздохнул Чайкин, скрипнул зубами Сунцов.
Потом оба матроса пошептались между собой, очевидно решая, как быть, и гадая, позовут их на допрос или нет.
Наконец за ними пришли.
— Идите, братцы, — вполголоса сказал Оболенский. — Постарайтесь там… другого выхода нет.
Матросы поднялись. Чайкин наклонился к Оболенскому:
— Попрощаемся, ваше благородие… Душа у вас светлая…
Оболенский молча привлек Чайкина к себе и трижды от всего сердца поцеловал его, потом простился с Сунцовым.
Матросов увели.
Оболенский остался один. Прошло несколько томительных минут. Оболенский мысленно представил себе темную ночь, океанские волны и двух матросов, медленно продвигающихся вперед. Они хорошие пловцы, но ведь расстояние немалое, темнота, волны… Доплывут ли? А если силы оставят пловцов и они пойдут на дно?.. Тогда на рассвете английские и французские суда окружат “Аврору” и предложат ей сдаться в плен. Капитан Изыльметьев, конечно, отвергнет это предложение и примет бой. Но что может сделать один фрегат против шести или семи кораблей!