Костры на сопках
Шрифт:
Утром, чуть свет, оседлав коня и захватив мешок со шкурками, он направился в путь к Большерецку. В последний раз ему захотелось посмотреть на море. Он выехал к “воротам” — проливу, отделяющему Авачинскую бухту от океана.
По обе стороны пролива тянулись высокие, крутые, разорванные громады скал.
И тут Лохвицкий заметил на горизонте паруса кораблей. Они шли к Авачинской бухте. Лохвицкий понял, что это эскадра союзников. Для него наступил праздничный час. Он почувствовал, что спасен.
Лохвицкий нисколько
В первый же день, когда корабли стали на якорь у селения Тарья, Лохвицкий решил до них добраться, но все лодки рыбаков, как нарочно, исчезли с побережья. Вероятно, жители селения угнали их в бухту поближе к Петропавловску.
Терзаясь опасениями, Лохвицкий долго метался по берегу. Он боялся опоздать. Неприятельская эскадра может начать боевые действия, захватить порт, а он явится к шапочному разбору, и все собранные им сведения не будут стоить и ломаного гроша.
“Неужели ничего нельзя придумать? — думал Лохвицкий. — Не пускаться же мне вплавь! Все будущее может полететь в тартарары из-за какой-то дрянной лодки!”
Он провел ночь на берегу, в расщелине скалы, надеясь, что утром какой-нибудь случай поможет ему добраться до иностранных кораблей.
Но утром, когда туман рассеялся, Лохвицкий заметил, как суда, выстроившись в одну линию, направились к Петропавловской бухте. Потом начался бой. Он длился почти до вечера, и Лохвицкий опять не мог попасть к иностранцам.
В сумерки, когда англо-французская эскадра вновь отошла к Тарьинской бухте и встала на якорь, он наконец заметил в узком заливчике небольшую долбленую лодку — бат.
Бат был вытащен на берег и спрятан в прибрежных кустах.
Селение казалось вымершим. Мужчины ушли защищать порт; старики, женщины и дети, по приказанию Завойко, скрывались в тайге.
Не успел Лохвицкий столкнуть бат в воду, как из-за кустов выбежала маленькая сухая старушка.
— Батюшка, батюшка мой, — зашамкала она, — нельзя в море плыть! Возбранено! Начальник из городя приезжал, наказал строго-настрого: все лодки попрятать, в море никому не выходить… У меня старик занемог, в хибарке лежит.
— Пошла прочь, старая! — прикрикнул на нее Лохвицкий.
Старуха вдруг судорожно схватила его за руку:
— Отступись, родимый, от лодки… Христом-богом молю… Там же злодей в море стоит…
Лохвицкий грубо отшвырнул старуху, кинул в бат мешок со шкурками и оттолкнулся от берега.
В этот раз ему повезло. Бухта была спокойна, и бат вскоре подошел к эскадре. Его заметили, и навстречу ему устремилась шлюпка.
Лохвицкий объяснил офицеру, кто он такой, и потребовал доставить его к командующему английской эскадрой.
Глава 16
На пароходе “Вираго” творилось что-то необычное. Группами стояли офицеры, сдержанно переговариваясь, матросы убирали палубу. Повсюду были заметны следы недавнего сражения: мачты в некоторых местах расщеплены, палуба продырявлена, на ней валялись куски дерева, обрывки канатов.
Лохвицкого привели в каюту. Здесь сидели французский адмирал де-Пуант и офицер Паркер.
Лохвицкий низко поклонился и назвал себя.
— Где вы пропадали? — не очень любезно спросил его Паркер, вскидывая голову.
Лохвицкий вгляделся и чуть подался назад. Перед ним сидел тот самый англичанин, который в свое время так любезно выручил его деньгами в доме Флетчера.
— Это вы? Капитан Роджерс?
— Капитан Паркер, с вашего позволения. Когда-то был Роджерсом… Но это не имеет существенного значения. Адмирал интересуется, почему вы не дали о себе знать в первый же день нашего прибытия.
— Не было никакой возможности добраться — все лодки рыбаки угнали с побережья.
— Пустые отговорки! — процедил Паркер. — Мне кажется, вы недостаточно цените наше внимание… Почему за последнее время не было от вас никаких сведений?
— Совершенно непредвиденные обстоятельства, капитан Роджерс… простите, капитан Паркер, — в замешательстве забормотал Лохвицкий. — Я вам все объясню…
В разговор вмешался адмирал де-Пуант. Он спросил Лохвицкого, что тот может сообщить о защитниках Петропавловска, какие у них силы, сколько орудий на батареях.
— Силы большие, — ответил Лохвицкий: — всего в порту находится вместе с ополченцами около восьмисот вооруженных людей. Расположение всех батарей могу указать на карте…
В каюту вошел дежурный офицер и доложил, что на палубе все готово к церемонии.
Де-Пуант сказал Лохвицкому, что его сообщение будет заслушано позже, сейчас же должны состояться похороны адмирала Прайса.
— Адмирал Прайс умер?
— Смертью храбрых в бою против русских варваров, — хмуро ответил Паркер.
К фрегату то и дело пришвартовывались шлюпки — прибывали офицеры с других кораблей.
На палубе выстроился почетный караул.
На постаменте возле самого борта лежал, завернутый в черный саван, адмирал Прайс.
Было уже совсем темно. Тихо плескались волны о борта парохода. Сумрачная, зловещая тишина установилась на палубе.
Капитан Джексон вышел вперед и надтреснутым голосом, которому он старался придать значительность, произнес:
— С глубоким прискорбием прощаемся мы сегодня с Верным сыном Англии, великим моряком. На всех континентах он утверждал славу нашего оружия… Смерть у диких берегов России оборвала эту прекрасную жизнь.
Он подошел к адмиралу и сделал вид, что целует его. Прощаться с Прайсом подошли и другие офицеры.