Костры Сентегира
Шрифт:
Без камзола, но в длинной препоясанной рубахе тонкого полотна Карди показалась ему куда как похожа на этих, которые устрашение взору и плоти смущение.
И еще веснушки…
Нет, мелкие ожоги по всему лицу. Как от серной кислоты.
— Не убереглась, — кивнула женщина. — Ничего, не оспа, со временем сотрётся. Пошли.
Проход, по которому с некоторым трудом мог продвинуться верховой, петлял и сужался, дневной свет исчез как-то вмиг, рывком, да и открылся лишь на мгновение. Зато фосфорически вспыхнул факел в руке у женщины — бело-оранжевым
Кажется, она вытащила его из стены. Свет в одной руке — ладонь мужчины стиснута в другой.
Высокие своды с узлами и жилами, будто внутрь пещеры проросли гигантские корни. Поворот. Еще поворот. Буквально через каждые два шага — ответвления. Самое главное в лабиринте — тупики, сказал некто.
— Не запинайся. Будь молодцом — получишь награду, — приговаривала Карди.
Наконец, они добрались куда-то, и Сергею позволено было шлепнуться на гладкую, недурно отполированную глыбу с подобием спинки. Карди воткнула факел в кольцо на стене и завозилась в какой-то нише естественного происхождения.
— Вот тебе ягмурлук взамен брошенного. Согреться важней, чем наесться.
Тяжёлая накидка с капюшоном, от которой вовсю разит немытой овцой, летит ему на колени. А женщина уже спешит куда-то с большой фаянсовой чашкой в руках и через минуту приносит ее полной горячего варева. Такого вкусного, что разбираться с содержимым Сергею пришлось не раньше, чем показалось дно: рис с чесноком и гранатовыми зернами? Какой-то мясной порошок и травы?
— У тебя здесь, наверное, вечный огонь спрятан под слоем влажного мха.
— Не шути. Костер — это едкая копоть внутри дома или заметный дым снаружи. Горячий минеральный ключ, а понизу, для ясности, — кускус и пеммикан. У нас другие названия, вообще-то. Серы в еде не почувствовал? Значит, сильно голодный.
Сходила еще раз, принесла чистую чашу и кожаное ведро с тёплой водой.
Поставила рядом с мужчиной, сложила рядом новую рубаху, порты и куртку, всё тёмное, поверх всего — полотенце-утирку и опасную бритву длиной с хороший кинжал.
Оботрись, умойся и побрейся, а то смотреть на тебя мерзостно. Ваш закон, я думаю, позволяет вам ходить гололицыми?
— Зеркальце бы еще, хоть с изъяном. И ножницы — волос подровнять.
Женщина чуть удивленно приподняла бровь:
— Экий шустрый.
Однако из кармана штанов тотчас появилась круглая плоская коробочка: зеркальце внутри костяных створок рассекала такая же трещина, что и лицо, которое в него смотрелось.
— Вот тебе на подержание. А волосы не режь, лучше в хвост или косу забери.
— Непонятки сплошные, — пробормотал мужчина себе под нос. Однако послушался. Пока он скоблил упрямую щетину, обтирал лицо и тело сначала небольшим рушником, потом обрывками старой одежды, одевался и обувался, Карди не сводила с него оценивающих глаз. Было неприятно, чуть конфузно — но не более того.
— Удовлетворился своим положением? — сказала под конец. — Теперь спрашивай. А потом я тебя.
— Насчет той глыбы.
— Корни ломикамня выстреливают такую жидкость, что гранит в ней растворяется. Пока мох накапливает новую порцию сока, глыба себя восстанавливает. Мерцание жизни. Надо успеть проскочить в паузе, что нам и удалось.
— Хм. Примем за правду.
— Если ты этого не будешь делать, долго не просуществуешь, — ответила женщина хладнокровно. — Дальше?
— Краем глаза я видел одеяла, посуду, мешочки со съестным и оружейным припасом. Даже бельё. Что тут за место?
— Охотничья избушка в тайге. Припоминаешь такое в жизни?
— Для кого?
— Тех, кому надо. Только свою отметину положено сделать у входа, чтобы лишние для тебя люди не вошли. Подождали снаружи, к примеру. Но это в худшем случае. Обычно просто отходят на почтительное расстояние.
— Мы вроде как оставили след. Плащи эти.
— Угм, — ответила женщина с рассеянной миной.
— А ждать нас… кто?
— Там посмотрим.
— Что ты делаешь в Лэне?
— Некорректный вопрос. Что хочу, то и творю.
— Забираю слова назад.
— Ладно. Чтобы к этому больше не возвращаться: университет там, у себя, кончал? Представь себе: итоговый экзамен на носу, а тут обнаруживается, что в твоём школьном аттестате на месте оценки за чистописание стоит прочерк. Вот и приходится заполнять, ага.
— Почему ни ты, ни я в разговоре не называем имен?
Женщина довольно усмехнулась.
— Наконец-то дело спросил. Ни для тебя, ни для меня они еще не обросли плотью — вот почему. Пустые скорлупы. Всё, исчерпался? Очередь за тобой.
— Спрашивай — повинуюсь.
— Как ты попал к правоглавам?
— Это долго объяснять.
— Ничего, нам тут столько сидеть, что даже еще и выспаться успеем.
Сергей вздохнул и начал свой рассказ.
— Ты верно поняла. Я выпускник столичного вуза… назовем это для простоты Историко-Археологической Академией. Неважно. Суть дела в том, что после того как открылись границы, раскапывать мы стали по всей планете.
— Только не здесь.
— Да, не здесь. Вообще-то я сельский паренек. Вернее, поселковый. Последнее всё-таки на ранг выше — по крайней мере, я так считал. Ну вот, пока я ездил, работал лопатой, кисточкой и мозгами, совершенствовался в науках и попутно узнавал новые обычаи, в голове у меня сидела такая тройная картинка.
Вначале я должен был отыскать клад: не для государства, не для спонсора, а для себя самого. Во сне и наяву передо мной маячила картинка с моими инициалами, то выбитыми на базальте пирамиды неким подобием иероглифов, то врезанными в абиссинскую стелу, изображающую дворец, то вплетёнными в дубовую резьбу викторианского особняка. Иногда я видел, как они вырастают прямо на траве яркими синими головками незабудок или розоватыми — ятрышника.
Потом мне предстояло найти себе спутника жизни. Спутницу. Лица ее я не видел, только чувствовал, угадывал, как оно прекрасно, и такие длинные, до пят одежды… На груди у нее сияло отверстое сердце, как на католических изображениях Христа.