Костры Тосканы
Шрифт:
Она натянула одеяло до горла и смотрела на него со странной смесью страха и любопытства.
— Ну разумеется! Я сразу понял, что это шутка! Как только ты начала говорить! — сказал он с горькой самоиронией.
— Ты так злишься, потому что я напугала тебя, — заявила она без тени смущения. — Ты не выносишь, когда над тобой берут верх, не так ли?
— Так же, как и ты, белла миа. — Он шагнул к кровати, и она проворно переместилась на другой ее край — Я думаю, нам лучше расстаться, Эстасия. Боюсь, что я, как чужеземец, плохо понимаю твои шутки.
— Расстаться? — Эстасия так изумилась, будто ее собеседник превратился в слона. — Ты что, рехнулся? Ты действительно хочешь бросить меня? Вот так, ни с того ни с сего, из-за какой-то пустячной размолвки? — Она плотнее завернулась
Он подавил в себе приступ жалости к ней.
— Да. И уже вряд ли узнаешь.
Не оборачиваясь, Ракоци пересек комнату и открыл окно.
— Дрянь! Ничтожество! Евнух! — закричала она, громким криком пытаясь заглушить растущий в ней ужас. — Я никогда не хотела тебя! Уходи! Уходи! Убирайся!
Но эти вопли были обращены к пустоте. В проем окна залетали искрящиеся снежинки. Их словно бы в утешение оставленной донне посылала зимняя флорентийская ночь.
Письмо Симоне Филипепи к своему брату Алессандро, прозываемому Боттичелли.
Сандро — своему кровному благодаря Господнему провидению брату — Симоне Филипепи шлет приветствия и поклоны.
До Рождества остается три дня, и я горячо желаю, чтобы твое сердце наконец-то открылось гласу Савонаролы. Богатство и слава Лоренцо ослепляют тебя. За ними тебе не видны истинные драгоценности мира. Я весь день провел на коленях, моля Господа нашего тебя вразумить. Брат, отрекись от Медичи. Приди к тем, кто содержит себя в воле небес.
Быть мне здесь осталось семь дней. Надеюсь, к моему возвращению донна Эстасия оправится от своего недомогания, и я найду наш дом в полном порядке. Печально, что она заболела именно в то время, когда мне приспела пора отъезжать в монастырь, но духовное выше мирского, пришлось кинуть домашние хлопоты на тебя. Почаще заглядывай к нашей болезной кузине, убеждая ее устремить свои помыслы к благочестию, тогда, возможно, недуг не затянется и пройдет сам собой. Тем, кто, отвлекаясь от плотских радостей, припадает сердцем к истинам святого учения, даруется многое.
Твой посланник мне сообщил, что ты все еще работаешь над росписью стен во дворце Медичи, в этом языческом гнездовье разврата. Сандро, дорогой мой брат, задумайся, чем ты занят! Зачем ты тешишь тщеславие этого гордеца? Пусть он умен, эрудирован, образован и к тому же поэт, все это уже не спасет его, думать так — значит впадать в серьезное заблуждение. Лоренцо проклят, Савонарола сказал, что он будет в могиле раньше, чем новый сбор винограда ляжет под пресс. Не поддавайся его чарам, иначе он и тебя увлечет прямехонько в ад.
Мое самое заветное желание состоит в том, чтобы увидеть тебя на стезе покаяния, ведущего к обновлению всей твоей жизни. Желаю тебе хорошо провести Рождество и остаюсь твоим братом, смиренно возносящим молитвы Господу нашему.
ГЛАВА 11
Массивные двери дворца Синьории широко распахнулись, и Лоренцо де Медичи, тяжело ступая, вышел из них. Яркий свет зимнего солнца на миг ослепил его, он, зажмурившись, пошатнулся, затем громко хлопнул в ладоши.
— Эй, Клаудио! Мою лошадь!
Собственный голос резко отозвался в ушах, Лоренцо скривился и замер, рассматривая свои руки. Они по-прежнему сильно дрожали, а суставы пальцев страшно распухли. Колени и локти его тоже опухли и причиняли при движении боль.
— Лошадь ждет, Великолепный.
Молодой страж-наемник, радостно улыбаясь, держал под уздцы рослого жеребца.
Момент воистину был ужасен, ибо Лоренцо вдруг осознал, что без посторонней помощи ему в седло не взобраться.
— Спасибо, Клаудио, — буркнул он, принимая поводья.
«Успокойся», — уговаривал он себя. Если двигаться осторожно, все должно получиться. Все получилось, и близкий к обмороку Лоренцо замер в седле, мысленно благодаря гнедого за выдержку. Тот даже не шелохнулся, когда хозяин на него залезал. Однако требовалось еще непослушными пальцами перекинуть поводья через голову жеребца, на что ушла вся воля Лоренцо. Он тронул гнедого шпорой и позволил ему идти шагом. От дворца Синьории до палаццо Медичи было рукой подать, и он надеялся, что на такую поездку сил ему все-таки хватит.
Уже с виа Ларга всадник увидел, что возле ворот палаццо толпятся какие-то люди. Наверное, это прибыли ученые из Португалии, давно им ожидаемые, но вряд ли он в состоянии сейчас их достойно принять. Ладно, там есть кому оказать им прием, подумал Медичи и, поймав глазом очертания церкви Сан-Лоренцо, направил гнедого к ней.
Спешиться кое-как удалось, но боль оглушила его, и он с минуту стоял, как кукла, ничего не видя, не слыша, и даже не сразу узнал выбежавшего из храма святого отца.
— Мой Лоренцо! — Тот коснулся его руки и продолжил: — У вас ко мне какое-то дело?
— Нет, — сдержанно ответил Лоренцо, превозмогая боль, причиненную прикосновением. — Я хочу помолиться, святой отец. Почтить память брата…
— Ну конечно, — мягко отозвался священник и пошел вперед, приглашая Лоренцо следовать за собой.
Храм, в который они вошли, поражал красотой и соразмерностью форм, что было неудивительно, ибо его проектировал сам Брунеллески. [33] Строительство велось на средства дома Медичи, и главное здание давно было отстроено, хотя на заднем дворе работы все еще шли.
33
Брунеллески Филиппо (1377–1446) — итальянский архитектор, скульптор, ученый. Один из создателей архитектуры Возрождения.
На подходе к алтарю Лоренцо хотел преклонить колени, однако суставы его пронзила сильная боль. Он стиснул зубы и, шатаясь, прошел к надгробной плите.
— Странно, — сказал он себе, — я много раз здесь бывал, но никогда еще события того дня не представлялись мне столь явственно, как сейчас. Я словно воочию вижу и брата, сраженного коварным ударом, и пытающихся скрыться убийц…
— Я вас оставлю, Лоренцо, вам следует побыть одному, — сказал священник и удалился. Медичи его словно не слышал.
— Ах, Джулиано, — обратился он к алтарю, — как мне тебя не хватает! Особенно сейчас, когда смерть стоит за моей спиной. Если бы ты был жив, мне умиралось бы легче. Они приговорили меня и, возможно, сожгут. Во всяком случае, настоятель церкви Сан-Марко настаивает на этом. А еще он говорит, что я обречен на вечные муки. И за что же? Неужели за то, что стремился к знанию и любил красоту? Нет, это слишком нелепо. Я, конечно, не праведник и готов идти в ад за свои прегрешения… ну, хотя бы за Вольтерру, [34] но не за остальное. Я даже готов раскаяться… правда, мое раскаяние ничему не поможет. Сделанного не воротишь. Господи, если я должен идти в ад, пусть это будет мне суждено за Вольтерру, пусть то, что я любил, оставят в покое!
34
Вольтерра — тосканский свободолюбивый город с трехтысячелетней историей. В 1470 году 7000 флорентийских наемников вторглись в его пределы. Они предали Вольтерру огню и разрушили там самые высокие здания.
Он помолчал, затем, усмехнувшись, спросил:
— Что это — глубокая уверенность в собственной правоте или пустое тщеславие? Или гордыня, за каковую ты, мой Джулиано, всегда меня упрекал? О Джулиано, я честно пытаюсь смириться. Однако проигрывать все равно не люблю. Если мне на роду написано быть проклятым, пусть это произойдет, но на моих условиях.
Он взглянул вверх — на церковный свод — и, как всегда, залюбовался его красотой. И как всегда, ни вокруг, ни под куполом церкви не обнаружил присутствия Бога.