Костры Тосканы
Шрифт:
Ракоци рассмеялся.
— А потолки есть потолки, полы есть полы, печи есть печи. Вы совершенно правы, Полициано, мир скучен и мало чем может нас удивить!
Его последние слова утонули в реве десятка труб. Лошади закрутились на месте. Всадники, успокаивая животных, натянули поводья.
— Ох, чтоб их всех! — Полициано, пытаясь сохранить равновесие, резко взмахнул рукой. Его гнедая вскинула морду и беспокойно загарцевала.
— Это праздник, Аньоло, — терпеливо сказал Лоренцо — Когда флорентийцы выходят на улицы, они делаются большими детьми. Их напор, как морской прилив, сметает любые преграды. Нам следует либо велеть очистить пьяцца делла
— И потерять день, глазея на некую новостройку? — Маленькие глазки Полициано сузились, губы плотно поджались. — Ну хорошо! И все-таки стены есть стены!
— Да, это так, — согласился с иронией Ракоци. — Но иногда они образуют весьма занимательные углы.
Он повернулся к Лоренцо.
— Вам и вправду не хочется присоединиться ко всем?
— Я уже не раз это видел. А теперь мне хочется осмотреть ваш дворец. С флорентийцами пусть побудет Пьеро.
Лоренцо внезапно задумался, его тяжелая нижняя челюсть выдвинулась вперед.
— Я не вечен, Пьеро должен учиться править. Пора бы ему понять, что этот город совсем не красочная игрушка.
Он поддел поводья концом узловатого пальца.
— Видите ли, уважаемый странник, мой старший еще очень глуп! Ему уже двадцать, и время уходит.
Аньоло коротко хохотнул.
— Мне он вовсе не кажется глупым. Мальчик просто избалован толпой. Он очень красив, и Флоренция его обожает!
— Значит, Пьеро красив, а я — нет?
Лоренцо не стал ждать ответа. Он тронул свою лошадь, направив ее навстречу людскому потоку, стремительно к ним приближавшемуся.
— Я хорошо представляю, как выгляжу. Пьеро ничуть не лучше, он лишь помоложе. Вот Джулиано, тот был и вправду красив. Ладно, оставим это. Возможно, именно внешность и побуждает меня тянуться к красивым вещам. Давайте свернем к Санта-Кроче.
Он явно хотел прекратить разговор.
Но Аньоло не унимался.
— Не стоит отчаиваться, Лоренцо! Ты ведь читал Платона. Ты должен знать, что расположения Сократа [17] добивались многие молодые красавцы Афин. Так что не сокрушайся! Твои добродетели дают тебе шанс.
17
Сократ (ок. 470–399 гг. до н. э.) — древнегреческий философ-идеалист. Учитель Платона. Был приговорен современниками к смерти за «поклонение новым божествам» и «развращение молодежи».
С этими словами Полициано резко дернул поводья и направил свою лошадь в проулок.
— Мое лицо и в Афинах считалось бы безобразным!
В этом признании не было горечи. Через какое-то время Лоренцо уже скакал впереди, раскачиваясь от быстрой езды, и на задней луке его седла золотом вспыхивала чеканка «Лор. Мед.». Будучи человеком тонкого вкуса, он все-таки имел эту слабость — помечать своей монограммой все, чем владел.
Ракоци предпочитал следовать в арьергарде маленькой кавалькады. Он покачал головой, когда Полициано стал обгонять своего патрона. Медичи позволил нахалу какое-то время скакать впереди, затем вновь искусно его обошел. В этом был весь Лоренцо, всегда и везде стремившийся быть первым.
Когда вдали завиднелась церковь монастыря Сан-Марко, Полициано устал от игры. Он дал своей лошади приотстать и раздраженно скривился.
— Ну и чего ты этим добился, патрон? Ты, конечно, ездишь лучше меня! Ты во всем лучше меня! Я знаю это. И все-таки я тебя обскачу! Обставлю, ты слышишь?
Не дождавшись ответа, Аньоло воскликнул:
— Черт бы побрал твою терпимость, Медичи! На твоем месте я бы прогнал меня прямо сейчас и запретил приближаться к Флоренции минимум лет на десять!
Медичи только покачал головой и обернулся к Ракоци.
— Он очень надеется подружиться с Пьеро. Но вряд ли ему это удастся.
Полициано фыркнул, но промолчал, потом фыркнул опять:
— Сан-Марко? Как можно жить в соседстве с ханжами-доминиканцами?
Этот выпад адресовался уже не Лоренцо.
— Эй, Сан-Джермано, в вашей стране любят монахов?
Ракоци поднял бровь.
— Это зависит от того, кто ты — турок или христианин, я полагаю. Что до меня, то мне они не мешают.
— А мне мешают! — громко заявил Полициано. — И даже очень! Особенно этот неистовый проповедник, появившийся у нас в прошлом году. Как его имя, Лоренцо? Он когда-то служил здесь. Ты знаешь, о ком я говорю!
— Джироламо Савонарола! [18] — Лоренцо вздохнул. — Открой ему кредиты, Аньоло! Он, конечно же, фанатичен, но искренне верит в то, о чем говорит, и не вмешивается в дела, которые его не касаются.
— Ты думаешь, он в стороне от политики? — Полициано сделал непристойный жест. — Это лишь потому, что он еще не почувствовал вкуса власти! Нельзя было позволять ему возвращаться сюда, Лоренцо! Это твоя большая ошибка!
— На следующей улице, Великолепный, надо бы повернуть, — сказал Ракоци, не сомневаясь, что Лоренцо прекрасно знает дорогу.
18
Джироламо Савонарола (1452–1498) — итальянский религиозный и политический деятель. С 1491 года — настоятель доминиканского монастыря Сан-Марко во Флоренции.
— Хорошо. — Лоренцо кивнул и вновь обратился к Полициано. — Говори мне что угодно, Аньоло, но не распространяйся об этом где-то еще. Ты придаешь слишком много значения этому человеку. У нас и так много трудностей, ссориться с церковью совсем ни к чему. Пусть себе одержимый монах проповедует аскетизм, от нас не убудет. Если кто-то из горожан и найдет утешение в умерщвлении своей плоти, кому от этого будет плохо? Да никому. Но, выступив против гневного обличителя, подвергнув Савонаролу гонениям, мы вовлечем его в политику кратчайшим путем! Слава страдальца привлечет к нему много союзников, и это грозит Флоренции худшими бедами, чем эпидемия сифилиса или война.
Он натянул поводья и пустил своего чалого рысью вниз по новехонькой, только-только уложенной мостовой.
Полициано покачал головой.
— Как? Неужели Медичи трусит? И распрекрасно! Продолжай прятать голову под крыло. Ты, возможно, боишься ссориться с церковью из-за своего разлюбезнейшего зятька? Но, даже если его отцом и является сам Папа, [19] поддержка Савонаролы тебе не нужна!
Внезапно он стал очень серьезным. Маленький рот Аньоло сошелся в одну линию, что придало его лицу жестокое выражение.
19
Имеется в виду Папа Иннокентий VIII (годы папства: 1484–1492). Один из его незаконнорожденных сыновей, Франческетто Чибо, женился на дочери Лоренцо Великолепного Маддалене Медичи.