Костяной
Шрифт:
– Ма-а-арья!
Нечеловеческий крик Кащея расколол несколько каменных деревьев, рядом врезалась молния, заорало где-то вдали всполошенное воронье, и осыпалась часть каменного берега.
Я схватил Марью за руку, но не устоял, и по каменным пням мы вместе покатились в воду.
Сколько крови, подумал я, сколько крови. Что сейчас будет.
Взбурлила вода, и тело Марьи дернуло на глубину.
– Вот подарок так подарок! – взвыло в волнах голосом Морской Козы. – Не зря я здесь недалеко ходила! Убирайся прочь, Явор, прочь из воды!
Кобылица Марьи кинулась в
Я выскочил на берег, разбил наконец проклятое яйцо о мокрый камень. Кащей гигантской статуей застыл на берегу, а потом с грохотом упал на железные колени, так что трещина пошла. Меня он то ли замечал, то ли нет.
Я отвернулся от смрада – в протухшем давно нутре плавала костяная, похожая на птичье ребро, кривая иголка. Я, вытирая руки о ватник, вытащил ее.
Посмотрел на море.
– Марья, – сказал Бессмертный. – Прости меня, Марья. Первый год я тебя ненавидел, первый десяток лет я тебя проклинал, второй десяток – по тебе тосковал, третий – об одной тебе и думал. А вышло, что ты из-за меня погибла.
Я молчал. Я ничего не мог сказать, да и кто стал бы меня слушать. Мир вокруг рушился, заплывал кровью. Душу словно раздавил могильным камнем. Все и вся вокруг гибли из-за меня, из-за моей мести бывшему ватажку, а я стоял целехонек.
– Теперь, – сказал Кащей, глядя куда-то за горизонт, словно видел там некое движение, может быть, Ясконтия, идущего мстить за разодранную дочь, – теперь – ломай.
Волк, Всадник и Цветок
Снова наступал вечер, и Волк С Тысячею Морд опять нагонял меня.
Я уже слышал этот топот, от которого дрожала трава и умолкали смущенные птицы. Он мчался за мной, перепрыгивая реки и прошивая стрелою леса.
Я решил не гнать Коня, чтобы Волк С Тысячею Морд догнал меня засветло.
В долине меж зеленых холмов, именуемой Эллентрэй, он меня и настиг.
Он забежал наперед, и мы остановились.
– Стой, тебе не проехать дальше! – заявил он, ссаживая со спины Фолма и Макхама. У Макхама развязалась шнуровка на сапоге, и он в ней запутался. Я удивлялся, как он поутру находит край кровати, чтобы с нее встать. Я сказал ему об этом, и он окрысился, показывая длинные и тонкие, как иглы, зубы. Их я уже видел раньше.
– Перестань, в конце концов, смеяться над моими людьми! – оскорбился Волк С Тысячею Морд. – Ты, между прочим, ничем не лучше их, да к тому же воришка!
– Где ты здесь заметил людей? – спросил я, озираясь по сторонам. Голубые и розовые мотыльки порхали над травами, не решаясь сесть на дрожащие еще стебли.
– Отдай
– Ну вот, опять он умер, – сообщил я Фолму и Макхаму. Они не осмелились заступить мне путь, и я погнал Коня дальше, зная, что у меня снова появилось время, теперь уже до полуночи.
«Сие Волк С Тысячею Морд, – сказано в книге, – и число ему – тысяча».
Я поправил цепь, которую мне так и не пришлось размотать, и дальше гнал Коня на пределе.
Кругом были зеленые холмы, только над головой – алое закатное небо. Мой светлый Конь тоже казался красным, а узоры на его шкуре, днем темно-синие, теперь выглядели угольными рисунками.
– Потерпи, Конь, – сказал я ему. – Когда мы доберемся до Поля Вод, я дам тебе отдохнуть.
Я звал его просто Конем, ибо его создатель не озаботился такой мелочью, как дать ему имя, а никто другой сделать этого был не вправе; даже я.
Мы скакали уже сутки с того времени, как я выжулил у Волка С Тысячею Морд его сокровище. Он не сразу бросился в погоню, а то мне было бы не уйти. Два раза он уже догнал нас, на рассвете и в час зенита. В первый раз, когда стальная змея, что я выпустил из мешка, скользнула к нему в траве и убила его, он очень удивился. Волк С Тысячею Морд двигался куда быстрее моего Коня, но это здорово задержало его. Во второй раз я отделался от него, выпустив стальную мышь, которую, правда, Фолм чуть не разрубил мечом. Вот теперь это повторилось снова, и до полуночи я мог его не ждать.
Мы летели во весь опор, ноги Коня слились в сверкающие полосы; первые звезды на небе, как обычно, сложились в знакомое имя; потом взошла луна, и в ее свете Конь снова обрел свои настоящие цвета: серебристо-белый с темно-синими спиралями узоров. Луна же в эту ночь была огромной и странной; видно, где-то неподалеку творилось колдовство.
Мы проехали земли Тарамиска, Нижней Дельвии и Поймута. Дельвийские эльфы, нервничая, с криками бросались прочь от Коня, горстями выскакивая из-под копыт. Большой черный ворон какое-то время летел за нами, выкрикивая всякие слова; белые цветы в заводях Поймута провожали нас, поворачивая вслед пышные соцветия; у Левой горы Вечный Повешенный приветливо помахал нам рукой из своей петли; я улыбнулся и помахал ему в ответ, когда мы пролетали мимо.
Постепенно луна поднималась все выше, и странные знаки наконец исчезли с нее, так что стало светлее. Полночь застала нас в безмолвных лесах Кератаса. На широкой лесной дороге, откуда ветер вымел все палые листья, я снова услыхал поступь Волка С Тысячею Морд. На этот раз я не придерживал Коня, пытаясь выиграть время.
Он догнал меня быстро, пролетел мимо – его халат развевался на ветру – и развернулся мордой ко мне, так резво, что его даже занесло. Мой Конь встал на дыбы. Я на всякий случай ослабил обмотанную вокруг руки цепь, а вторую руку запустил в мешок, откуда ранее извлек змею, мышь и бабочку. Честно говоря, на мешок у меня было больше надежды, чем на цепь.