Косвенные улики
Шрифт:
— Афонин, — сказал Дыбенко, — в том-то и дело, что указал нам Афонин.
— Вот именно, в том-то и дело. Куприянову было выгодно сделать это чужими руками. Кстати, ты помнишь показания старика?
Я достал протокол.
— Вот смотри, что Афонин говорит. Первым заметил Куприянов и сказал об этом ему.
— А не кажется тебе, что это уж чересчур, — улыбнулся Дыбенко. — Допустим, Куприянов все подготовил, это еще можно, но как он мог сделать так, что Егор именно в это время входил в дом?
— А он не входил.
— А что же он делал?
— Спал…
—
— Может быть, и еще один. А может, и никто вообще не входил…
— Как так?
— А так. Читай, что Афонин говорит. Видишь, ему Куприянов сообщает об этом как будто вскользь, между делом, заостряя внимание не на том, что Егор входит в дом, а на том, что, вот, дескать, где-то его черти таскают. Непохоже на него. У старика, естественно, не было оснований сомневаться в правдивости его слов, он тут же оглядывается, и ему кажется, что он видит, как закрывается и хлопает скрипучая дверь. Куприянов был уверен, что как только мы найдем гильзу и проверим ружье, так про дверь забудем, поэтому и оставил это место в своей подготовке уязвимым. В общем, дверь-то, думал он, — это не улика, и поэтому надеялся на авось. Так оно и случилось бы, если б это было не единственным свидетельским показанием в этом деле. И еще одну ошибку он допустил, но это из-за отсутствия профессиональных навыков. Со временем он просчитался, а именно это и дало нам доказательства невиновности Егора.
Кстати, насчет двери. Она у Егора не стучит и не скрипит. Он ее содержит в порядке, чтобы от племянницы бегать незаметно. Я на другой день сам проверял. Совершенно бесшумная дверь.
— А почему молчал?
— Не до этого было, — ответил я и усмехнулся. — Берег для случая. До лучших времен.
— Что ж, ты его сразу подозревал, я имею в виду Куприянова? — удивился Дыбенко.
— Я всех подозревал, пока не убедился в их невиновности. А Куприянов до сих пор не убедил меня в этом, а ведь старался. Помнишь, как он подробно расписывал свое алиби? Ведь тогда его об этом никто и не спрашивал.
— Ну хорошо, а как он мог все успеть? — спросил Дыбенко. — Ведь ему нужно было зайти к Егору, взять ружье, обежать по Зеленой и встретить Никитина. А потом вернуться, повесить ружье на место и появиться в клубе. Ведь он же смотрел кино и вышел со всеми.
— Что же, — спокойно ответил я, — вопрос серьезный. Дело в том, что он вышел немного раньше…
— Откуда это известно?
— Я выяснил у контролерши. Незадолго до конца сеанса, минут за десять, за пятнадцать, сказала она, кто-то вышел. Мужчина, кто именно, она не заметила, потому что сама сидела в зале. Картина шла первый день, и она, усадив народ на места, осталась посмотреть.
— А это ты когда выяснил?
— После первой встречи с ним.
— И ты, наверное, думаешь, что поступил нормально по отношению ко мне? — обиженно спросил Дыбенко. — Почему ты мне раньше не рассказал?
— А если б я был не прав?
— Ну и что? Все равно мог бы поделиться. Вдвоем-то легче.
— Вдвоем легче работать, когда есть факты. А когда одни догадки и предположения, то все по-другому… Вдвоем
Дыбенко замолчал, прошелся по кабинету.
— Ну а пуля?
— Пуля тем более ложится на эту версию. Куприянов выкрал ее во время поездки на охоту. Я думаю еще раз послать гильзу на экспертизу. На ней должны быть следы машинного масла и бензина. Наши эксперты, наверное, не обратили на это внимания. Приняли за производственные остатки. Нужен очень тонкий анализ.
Вот почему, дорогой мой Дыбенко, я не хочу пока настаивать на аресте Куприянова. К тому же я не хочу ему давать возможность отсидеть за хищение и укрыться этим самым от обвинения в убийстве. То, что он воровал, это ясно. И никуда он не денется. У нас есть свидетельские показания завмагов, а вот то, что он убил, доказать будет сложнее. Тем более если мы его арестуем и тем самым заставим мобилизоваться, приготовиться к активной защите.
Глава X
Я позвонил на завод и вызвал к себе Куприянова.
Через несколько минут его машина затормозила под окнами отделения милиции.
— Здравствуйте, — сказал Куприянов вежливо и остановился у порога кабинета.
— Здравствуйте, Николай Васильевич. Побеспокоил я вас. Проходите, присаживайтесь, что же вы стоите? Есть интересная новость. Вообще-то нельзя никому рассказывать, но вы же не посторонний человек. И я надеюсь, что вы меня не подведете. Строго между нами.
— Конечно, — заверил меня он. — А в чем дело?
— Власов наконец признался, — сказал я, доверительно склонившись к нему через стол.
— В чем признался? — переспросил он.
— Как в чем? В убийстве, — сказал я, удивляясь его непонятливости.
Некоторое время он молчал, потом отрицательно покачал головой.
— Этого не может быть, — произнес он раздельно и отчетливо.
Мне показалось, что голос у него дрогнул, мне даже почудился вздох облегчения.
— Этого не может быть, — повторил Куприянов, — произошла какая-то ошибка. Не мог Егор убить. — Теперь его голос звучал свободно, как-то раскованно.
— Какая может быть ошибка, — обиженно сказал я, — как-то нехорошо вы говорите, Николай Васильевич. Вот у нас есть протоколы с его подписью. — Я похлопал по стопке бумаг у себя на столе, где никаких протоколов не было.
— Как же это так? — Куприянов недоуменно развел руками. — Знал его всю жизнь. Никогда бы не подумал… Вы меня совсем огорошили. Как же он его?
— Да очень просто: подстерег около дома и выстрелил из ружья.
— Невероятно…
— А вы еще своей головой ручались…
— Да кто же знал?
— А я вас по делу вызвал, — сказал я.
— Всегда готов, — оживленно ответил Куприянов, — что за дело?
— Собственно говоря, дела целых два. Начнем по порядку. Первое. Мы с вами в прошлый раз разговаривали, так сказать, неофициально. Протокола ваших показаний у нас нет. Конечно, вы очень помогли следствию, но нужно соблюсти все формальности. Повторите, пожалуйста, как вы видели Власова в день убийства.