Кот баюн и чудь белоглазая
Шрифт:
Когда пастырь стал описывать чудеса святой — явление с торжка в ослепительно белой драгоценной одежде: «Аки Христос на горе Фавор. А ведь явилась в рванине», Коттин отмахнулся от назойливого пастыря, пробубнил ему на ухо, — «Дай послушать — я ж не слышал ещё!»
И вовремя — представление вступало в завершающую стадию. Люди во все глаза смотрели на женщину, воздевшую руки к небесам, и ожидающую чего-то. Наконец, у одной девушки брызнули слёзы восторга, тело её передёрнула судорога, она повалилась на руки соседей в религиозном экстазе, выкрикивая:
— Матушка! Святая матушка! Расскажи, как ты победила демона!
— Святая Кикония! Расскажи добрым христианам про демона! —
Коттин медленно сползал со скамьи на пол — он не хотел оказаться в роли демона на костре добрых христиан. В его памяти отложились следующие пламенные слова святой Киконии:
— И приступал тот демон ко мне каждую ночь. Был он страшен видом — с раздвоенным копытом и острыми рогами! Разжигал он во мне греховные страсти — но я молилась христовой молитвой, которую услышала во сне. Сам архангел Гавриил нашептал мне святые слова! И каждый раз отступал адский демон!
Все селяне деревни, где стояла моя скромная хижина, поддались демону — пили с ним богопротивное вино, греховно совокуплялись — как женщины, так и мужчины. Такова была у него сила, и нечего было противопоставить грешникам демону — они не знали Христа.
И тогда, в последнюю ночь, демон приступил ко мне с сильными притязаниями — насылал греховные видения, словно ночной дракон, разжигал кровь и предлагал чашу чёрного вина. Почти что сдалась я силам ада — и навалился на меня сын сатаны, и почти что овладел он моей девственностью, потому как молитвы спутались в моей голове. И разорвал он мои одежды, и, насмехаясь, стал хулить и Бога нашего, и Церковь святую.
Взмолилась я перед лицом неизбежной смерти — духовной, не телесной, и услышал меня Бог. Явился ангел божий — высокий и голубоглазый — и ударил огненным мечом демона, и отослал его в самые дальние ямы ада. Мне же велел идти в славный город Словенск — найти там верных сынов Христовых.
Дети мои — отсюда мораль! Вступайте в брак только через святую Церковь! Храните чистоту перед Богом до совершения таинства брака, что совершит пастырь! Иначе, придут к вам демоны, соблазнят вас и утащат в ад!
«Жёстко! — подумал Коттин, почти лёжа на полу — слава небесам, народу было много, никто не обратил на него внимание. — Нашли-таки, ключевую точку человеческих взаимоотношений. Поделят теперь детей на законных и на незаконных — добрачных, внебрачных. И побегут девки топиться».
— И когда пришла я в город Словенск, то узрела через отца Сысоя всю полноту и сладость учения господа нашего Христа! И в тот же миг, прямо на майдане воссияла одежда моя и превратилась в хитон, наподобие ангельского! Потому как бесплатно даётся верующим и любовь Христова и платье драгоценное!
— А как же мой сапфир? — вскочил Коттин, забыв про свою анонимность. — Не на него ли ты купила ромейское платье?
Несколько секунд стояла мёртвая тишина, затем раздался оглушительный визг Кики, — «Дьявол! Держите демона! Рубите его железом!»
Коттин, разочарованный таким вероломством — ведь отпустил бабу, пожалел когда-то! — сначала нехотя дал кулаком в одну бородатую рожу, потом в другую, разохотился, полез на толпу. Вдруг кто-то ударил бывшего Кота лавкой по спине, так что вокруг всё загудело, замельтешило, погасли почти все свечи. Коттин повернулся, вытаскивая кинжал из сапога — и вовремя. Отец Сысой приготовился ловить оборотня толстой сетью, за ним маячили бородачи с лопатами и топорами. Коттин наморщил лоб — как жаль, вступление в беглую христианскую секту не состоялось — а ведь грамоте учат… любви друг к другу…
С другой стороны, все блаженные и юродивые, а проще — психически ненормальные люди так и прут, так и прут поближе к христианству… Ничего не поделаешь — сожгут ведь Кота Баюна на костре, и не воплотишься потом вновь из пепла-то. Лет пятьсот, небось.
Кинжал сверкнул жёлтой молнией, Коттин ударил отца Сысоя слева в бок, не смертельно, придержав руку. Все шарахнулись. Затем бывший Кот побежал по телам на выход — от него бежали, крестились.
Пробегая мимо келий, Коттин схватил чью-то чёрную сутану, вылетел из дверей, осмотрелся. Рядом с ним лежала куча хвороста, принесённая на растопку. Бывший Кот выбрал основательную палку, подпёр дверь — и вовремя. Изнутри застучали кулаками и ногами, закричали. Сунув в мешок серый плащ, Коттин напялил одеяние монаха и быстрым шагом прошёл в толпу на майдане — ему никто не удивился, в Словенск стекались служители самых разных богов. Пройдя торжок, Коттин осторожно оглянулся — по майдану растекались христиане, озирали народ, искали его, демона из леса. Бывший Кот затерялся в толпе желающих перейти на другой берег Волхова, в старый город, и исчез из поля зрения преследователей.
В корчме хозяин огорошил Коттина, что его спрашивал человек — странный, неместный — никогда ранее не заходил в заведение. Но вроде бы вышел из княжеского терема — странно! И что он, хозяин, ответил, что господин боярин в городе, по торговым делам. Человек долго кланялся, благодарил, поведал, что ещё непременно зайдёт. Дескать — важное торговое дело. Коттин полез в мешок, всунул в ладонь корчмаря пять серебряных монет. Доходчиво объяснил, кто бы его ни спрашивал — он съехал, из города убыл, вместе с чадами и домочадцами, а куда — то никому неведомо. Потом велел хозяину подать обед наверх, после того, как он вернётся. Быстро поднялся, схватил меч (никогда, никогда больше не выйду без него), велел Стине с мальчиком спуститься в корчму через пять минут.
Заведение покинули через кухню, вышли на задний двор, прошли огородами, садами, наконец, очутились на окраине города. Здесь Коттин договорился со старым бондарем о ночёвке своей жены с сыном в его, бондаревом чулане. Ногата сподвигла старика немедленно увести Стину и Ари с глаз долой, распорядиться насчёт обеда, приготовить подушки с одеялом на ночь. Естественно, бывший Кот велел никому не казать носа в город…
Покинув двор бондаря, Коттин долго всматривался в окрестности — вроде бы всё спокойно. Вот мужик тащит с реки решето с рыбой, на плече сети. Вот баба склонилась над грядкой с луком. Далеко-далеко охотник, погоняя стаю собак, бродит по густому саду — не иначе, вышел, пострелять перепелов… Солнце светит в вышине, переплавляя бледно-голубое небо в белое, слепит глаза, плавит плоть. В небесах звенит жаворонок, вокруг жужжат шмели, стрекочут кузнечики, квакают лягушки в болотце. Но, пора бежать в корчму, перекусить, начать поиски таинственного посетителя. Пора. Что-то в этой идиллии не так…
Успокоившись, и умяв сочный кусок мяса с луком, Коттин решил осторожно прогуляться по главному майдану, пройтись до княжеского дворца, послушать, что говорят.
Рынок, вдесятеро больший, чем в Белозёрске, шумел и галдел многоречьем языков, поражал блеском заморских тканей, роскошью драгоценных мехов, рядами, ломящимися от дичи и солений.
Кричат зазывалы, толкаются сбитенщики и торговцы пирогами с лотками, бродят с корзинами солидные матроны-домохозяйки, важно прогуливаются южные и восточные гости. Вот какая-то чернявая женщина в золоте, немолодых лет, сладко улыбается и играет бровями перед богатым ромеем — «Отдохнуть с девочкой не хочешь, дорогой? Заходи сюда, деньги вперёд. Да, давай их мне. Две ногаты серебром».