Кот госпожи Брюховец
Шрифт:
На другом конце провода опустили трубку.
– Дорогая, извини, что я вмешиваюсь в дела взрослой дочери. Но раз уж мне суждена встреча с твоим пылким поклонником, могу ли я получить некоторые разъяснения?
Вернувшись с отцом в кабинет, Мура, упуская некоторые ненужные подробности, вроде сиреневых носков, рассказала отцу историю своего знакомства и встреч с сыном известного ковроторговца.
– Морфинист? Кокаинист? – Мысль профессора заработала аналитически. – Зачем ковроторговцу медикаменты?
– На морфиниста он не похож. –Мура задумалась.
–А какое отношение ты имеешь к компании Родосского?
– Мы с доктором Коровкиным познакомились с ними в Воздухоплавательном парке.
– И этот самый Ханопулос тоже?
– Нет, папочка, Эроса Орестовича там не было.
– Ничего не понимаю, – сдвинул брови профессор, – так какого же черта он делал на отпевании? Преследовал тебя?
– Как ты мог такое подумать! – Мура старалась отвести от грека подозрения, которые, видимо, клубились в отцовском мозгу. – Он же христианин.
– Не верю в христианство греков, – усмехнулся профессор. – Слишком сильна в них языческая струя. Поскреби грека, найдешь язычника. Даже имечко у него языческое.
– Но он же не виноват! – сказала осторожно Мура.
– Защищаешь... А нет ли здесь какой-нибудь интрижки? Не пытается ли он тебя охмурить?
Покрасневшая Мура возразила:
– Возможно его связывают какие-то дела с компанией Пети. Скорее всего, его интересует господин Глинский из Эрмитажа.
– Хорошо, – смилостивился профессор. – А то того и гляди, как замуж выскочите за кого попало. Ладно, – профессор закрыл чемодан, – вижу, рвешься к зеркалу. Отпускаю. Посмотрим, каков этот грек из себя.
Мура поспешно покинула кабинет. Действительно, она беспокоилась о своем внешнем виде – спала она мало, режим сбила, одета буднично, прическу следует поправить. Хорошо, что она не сказала папочке про асфальт, но о строительных работах господин Ханопулос никогда не говорил. Почему орудием убийства стали сиреневые носки? Почему за господином Ханопулосом следили у Спаса на Сенной?
Когда Эрос Ханопулос появился в гостиной профессорского дома, Мария Николаевна Муромцева встретила его преображенной: платье из белого муслина, расшитое веточками вербы и отделанное тонким шитьем, выгодно подчеркивало самые соблазнительные линии ее фигурки. Темные волосы она, с помощью Глаши, собрала в изящный узел на темени и закрепила черепаховыми заколками. На ее лице играли яркие краски, от нее исходил нежный аромат жасмина.
Необыкновенно прекрасный грек замер в дверях гостиной. Блестящие черные волосы пышной гривой струились к мускулистым плечам, выразительные золотистые глаза сияли. На фоне элегантного белоснежного костюма эффектно выделялись принесенные им дары: бутылка греческого коньяка, огромный букет роз и внушительная коробка черного цвета.
– Папочка, позволь представить, – Мура приняла из рук поклонника роскошный букет, – господин Ханопулос, Эрос Орестович, коммерсант, прибыл в столицу из Очакова.
Грек почтительно поклонился хозяину дома. Профессор крякнул с досады, что так изводил напрасными подозрениями ничем неповинную дочь, – господин Ханопулос произвел на него самое благоприятное впечатление. Николай Николаевич поставил врученный ему коньяк на шестигранный столик и пожал смуглую руку гостя. Черную коробку гость продолжал держать под мышкой. Мура и вызванная ею Глаша хлопотали вокруг букета, устраивая его в хрустальную вазу.
– Долго ли вы намерены, господин Ханопулос, пробыть в Петербурге? – спросил профессор после того, как все расселись.
– Хотел бы как можно дольше! – Грек бросил выразительный взгляд на Муру, нежно погладил коробку, лежавшую у него на коленях. – Но это зависит не только от моих желаний.
– А от чего же еще? – осторожно полюбопытствовал Муромцев.
– Есть обстоятельства личного характера. – Последовал очередной пламенный взгляд в сторону Муры. – Кроме того, я хотел бы открыть собственное дело и уже не зависеть от отца. Пора позаботиться об устройстве своего дома.
Профессор хмыкнул.
– Я принадлежу к древнему почтенному роду, – продолжал грек, поглаживая черную коробку. – Моя фамилия происходит от имени нашего родоначальника Канопа, кормчего Менелая. Герои Троянской войны похоронены, знаете ли, в Египте...
А почему не на своей родине? – удивился профессор.
– Это одно из преданий, папочка, – вмешалась в беседу Мура. – На самом деле их погребения не найдены.
Грек обезоруживающе улыбнулся.
– В нашем роду места захоронений известны. Только они недоступны для ваших ученых.
– Почему? – не понял профессор.
– Как почему? Тогда их выкопают и вывезут в музеи! Во Францию, в Англию, в Россию, в Германию, в Америку! – воскликнул грек. – Вам бы тоже не понравилось, если бы египтяне выкопали мощи Ивана Грозного и положили их в музей в Каире!
– Вы совершенно правы. – Ход мысли грека нравился профессору.
– Захоронения фараонов Египта почти полностью разграблены, – возмущенно продолжил гость, выкатив золотисто-оливковые глаза. – Остались жалкие крохи.
– Да, я читала, –оживилась Мура, – египтологи недавно обнаружили папирус, где упоминается последний фараон из династии Амменов. Он был коронован в младенчестве и умер рано. Ученые до сих пор спорят, существовал ли такой фараон. Подтверждений нет.
– Подтверждения есть, – мягко сказал грек, – и я захватил их с собой. Они весьма недешевы: говорю, как опытный коммерсант. Эти подтверждения дают возможность мгновенно разбогатеть. А значит, встать на ноги, обзавестись собственным домом, семьей.
Он обвел сияющим золотистым взором профессора и его дочь.
– Не желаете ли взглянуть? Хозяева энергично закивали. Ослепительный грек встал и наконец оторвал от груди черную картонную коробку с серебряной волной по боковине. Он подошел к столу, отодвинул вазу с цветами, водрузил свое сокровище на освободившееся место, открыл крышку и осторожно, двумя пальцами, отвел за уголок белый шелк. Николай Николаевич и Мура изумленно застыли.
– Что это? – выдохнул наконец побледневший профессор.