КОТ и К°. Книга первая. На руинах нового мира

Артемьев Юрий

Тихо двигаясь вперёд, заглядываю через прозрачное толстое оргстекло. За столом лицом вниз тело в форме с красной повязкой на руке. Возле него на столе большая связка ключей. Это именно то, что мне нужно. Свет падает из зарешёченного окна. Но света становится всё меньше с каждой минутой.

Я прохожу направо, и дёргаю ручку двери в дежурку… Закрыто… Снова заглядываю в дежурку через прочное стекло, и натыкаюсь взглядом на ствол ПМ, который смотрит мне прямо в лицо.

Ухожу с линии огня, при этом голосом сигнализирую дежурному:

— Сеня! Не стреляй! Свои!

—

Свои все сдохли… — отвечает мне слабым голосом Семён Глотов. Капитан милиции, дежурный по отделению…

— Сеня! Я не сдох. И даже не сошёл с ума. Давай, я выйду из-за угла, а ты не будешь в меня стрелять… Договорились?

— Выходи… — голос дежурного звучит глухо. Так говорит пьяный, когда его внезапно поднимут, забыв разбудить.

— Я выхожу… — я даже поднял руки для убедительности.

Выходить было стрёмно до жути. Хрен его знает, что на уме у Семёна, которого я кстати не видел лет так тридцать если не больше. Сейчас вот стрельнёт сдуру, и «гуляй Вася, жуй опилки»…

— Семён! Привет!

— А… Это ты, Артур… Живой, что ли?

— Есть такое дело… А ты как, Сень?

— Хреново… Погрызли меня…

— Кто?

— Серёгин из твоего кабинета и Мальцев…

— Мальцев же с тобой дежурит… дежурил…

— Вырубило меня, когда я на смене был. Как раз моё время ночью спать было. Ну, я в каморке прикорнул… А очнулся, когда мне Мальцев уже почти ногу отгрыз. Я его пристрелил сразу, а рану прижёг.

— Чем прижёг-то?

— Два патрона расковырял, порохом рану засыпал и поджёг…

— Сень! Ты бы меня запустил к себе внутрь, а то что мы с тобой через стекло-то общаемся.

— Сейчас… — он с трудом доплёлся до двери и впустил меня.

— Здравия желаю, товарищ капитан!

— Да пошёл ты…

— Ладно. Рассказывай, что дальше было.

— Дальше… Прижёг рану, а потом от боли сознание потерял, и очнулся только сегодня утром…

— Так тебя ещё вчера Малец покусал?

— Ну да… Крови я много потерял… Сил нет, валяюсь в полузабытьи, а тут в дежурку заходит опер ваш Серёгин… Глаза пустые, как у пьяного… Я его только спросить хотел, а он на меня навалился и стал плечо кусать… Всё к горлу подбирался. Насилу его оторвал. Он у вас парень здоровый… Хорошо, что ПМ мой под рукой был, я ему в башку, два раза… Заперся. Сижу тут, как партизан в засаде… А тут ты, такой красивый. Я тебя в форме раньше-то и не видел ни разу. Вы же опера всё по гражданке бегаете…

— А где Серёгин-то?

— Да, вон он… под столом валяется… Нет у меня сил, его отсюда вытащить… Кое-как доковылял и дверь изнутри закрыл.

— Сеня! Давай я тебя перевяжу!

— Поздно… С ногой чего-то хреновое творится… Почернела вся.

— Так ты же сам рану прижёг. Вот и почернела.

— Нет. Тут что-то другое… Глянь вот…

Он высунул ногу в порванной штанине из под стола… Да… Действительно… Чернота с синевой была вокруг раны намного дальше, чем могло быть от ожога порохом… Вживую я гангрену не видел, но картинок насмотрелся… Там как раз описывали стадии… Эта стадия с почернением — уже четвёртая или пятая… Да и на плече, там, где сам Семён не видел, у него чернел свежий укус…

Выходит, что укус недозомби всё-таки опасен, но не тем, что превращает в такого же идиота. А тем, что происходит быстрое омертвение тканей, переходящее во что-то типа гангрены… Или всё-таки потом может превратиться в такого же упыря?

— Сеня! На плече у тебя тоже чернота такая же…

— А я уже чую её, Артурка…

— Кого?

— Смерть… Кранты мне, парень… Хорошо ещё водка в столе была. Я уже застрелиться хотел, но не решился… Грех это…

—…

— Артур! А что вообще происходит?

— Ты умираешь, Сеня! Тебе удалось выжить, но не повезло с соседями по выживанию.

— А ты где очнулся? И чего ты форму напялил?

— Да я у себя дома проснулся, в обоссанных штанах. Одеть было нечего, вот и напялил форму.

Сеня хрипло засмеялся. Его смех был похож на карканье старой вороны, но потом смех перешёл в кашель…

— Добей меня, парень! Самоубийство это грех.

— А ты разве верующий?

— Теперь… Да… Водки хочешь?

— Нет. Выпей сам!

Семён стал допивать остатки водки прямо из горлышка бутылки, а я взял его пистолет со стола, и выстрелил ему в висок. Его сразу же отшвырнуло на пол в сторону окна.

Это не жестокость. Это — акт милосердия.

Думаю, что большинство людей погибло и погибнет ещё, только от своей доброты.

Я, конечно, старый циник, пересмотревший уйму фильмов про зомби.

Но в чём я не прав?

Пожалеешь кого-то, и тебя убьют.

Не добьёшь подранка, и он ударит тебя в спину.

Проявишь гуманизм в отношении женщины или ребёнка, и обратившееся существо вцепится тебе в горло.

Принцип благородного и порядочного киллера Леона из известного одноименного фильма: «Кроме женщин и детей!», увы, уже не работает.

Сперва стреляй, а после думай!

Я забрал связку ключей и пошёл было в сторону оружейки… Но передумал…

Глава 4

Глава четвёртая.

Экономика хомяка.

Тащи с работы каждый гвоздь, ты там хозяин, а не гость…

Я ничего не помню из памяти своего молодого тела. Это явно какая-то другая реальность, не моя. Потому что в моей реальности никакого COVID-91 не было и в помине. Но соображать я не разучился пока.

Раз я тут оказался, значит, моё тело превратилось… В идиота? В недозомби? Если мозг не работал, то моё сознание заняло свободное место…

Но у меня нет безумного голода, и на людей не тянет бросаться. Значит тут что-то не так…

Но одно я понял… Всему отделу делали прививки. Делали централизовано и скорее всего в один день, максимум два дня, если у кого-то смены не совпали.

Вот Сеня очнулся, а его грызёт Мальцев. Но не загрыз ещё, а значит, тоже недавно проснулся.

Потом Семён валялся полночи с открытыми дверями, и его никто не тронул. А наш опер Серёгин на него набросился утром. Значит тоже только что пришёл в себя…