Кот, который читал справа налево (сборник)
Шрифт:
– Миссис Тейт согласна, – сказал он, – но, пожалуйста, постарайтесь управиться побыстрее.
Группа – с фотографом, волокущим камеру на треноге, и Паоло, несущим светильники, – проследовала по коридору, затянутому коврами, в уединенное крыло дома.
Щедро украшенный будуар совмещал в себе и гостиную, и спальню. Все в нем выглядело мягким и воздушным. Кровать стояла под похожим на тент балдахином голубого шелка. Шезлонг голубого бархата вспухал подушками. Здесь была лишь одна неприятная нота – кресло на колесах, стоявшее в оконном
Владелицей кресла была тощая женщина с резкими чертами болезненно-бледного лица, которое сводило то ли болью, то ли раздражением. Она быстрым кивком показала посетителям, что они могут войти, и продолжила успокаивать изящную сиамскую кошку, сидевшую на подушке на хозяйкиных коленях. У кошки были большие голубые, как цветы лаванды, слегка раскосые глаза.
Банзен, пытаясь быть обаятельным, сказал:
– Ой, да что ж это мы тут видим? Киску! Косоглазенькую киску! Кис-кис-кис!..
– Прекратите! – резко приказала миссис Тейт. – Вы ее пугаете!
Муж ее сказал приглушенным больничным голосом:
– Кошку зовут Йю. Это древнее китайское название нефрита.
– Ее зовут вовсе не Йю, – возразила больная, метнув на мужа сердитый взгляд. – Ее зовут Фрейя.
Она погладила животное, и пушистое тельце опустилось на подушку.
Банзен повернулся спиной к креслу на колесах и принялся негромко насвистывать, протирая меж тем объектив своей камеры.
– Много же вам нужно времени, чтобы сделать несколько снимков, – заметила женщина. Голос у нее был своеобразный, хрипловатый.
Защищаясь, Банзен ответил:
– Нью-йоркский журнал потратил бы два дня, чтобы заснять то, что я заснял в одно утро.
– Если вы намерены снять мою комнату, – заявила она, – я хочу, чтобы на снимке была моя кошка.
Все обернулись, чтобы взглянуть на фотографа, и в воздухе повисло напряженное молчание.
– Прошу прощения, – сказал он, – но ваша кошка не высидит спокойно время, необходимое для того, чтобы выстроить кадр.
– Другим фотографам, кажется, не составляет труда снимать животных, – холодно бросила женщина.
Банзен поморгал. И терпеливо принялся объяснять:
– Экспозиция – дело долгое, миссис Тейт. Я навел объектив на самое дальнее расстояние, чтобы вся комната попала в кадр.
– Мне неинтересны ваши технические проблемы. Я хочу, чтобы в кадре была Фрейя!
Фотограф глубоко вздохнул:
– Я пользуюсь специальнм объективом. Кошка будет выглядеть крохотной точкой, если вы не поставите ее прямо перед камерой. И потом, она будет двигаться и сбивать настройки.
Голос больной стал пронзителен:
– Если вы не можете снять так, как я хочу, не снимайте вообще!
Муж подошел к ней поближе.
– Успокойся, Сайни, – сказал он и мановением руки удалил остальных из комнаты.
Когда газетчики уезжали с Теплой Топи, Банзен сказал:
– Не забудь вписать эти снимки мне в платежку. Работенка сущее дрянцо! Да понимаешь ли ты, что я три часа работал без перекура?
– Это животное было необычайно нервозным, – отозвался Квиллер.
– А вот Паоло мне очень помог. Я ему сунул парочку баксов.
– Кажется, он милый малыш.
– Он по дому тоскует. Копит, чтобы вернуться в Мехико. Ручаюсь, Тейт платит ему одним арахисом.
– Лайк мне говорил, что его коллекция тянет на семьсот пятьдесят тысяч долларов.
– Это меня бесит, – сказал Банзен. – Человек вроде Тейта может ухайдакивать миллионы на чайники, а я с трудом оплачиваю счета за молоко.
– Вы, женатики, воображаете, что самая печальная судьба досталась именно вам, – упрекнул его Квиллер. – По крайней мере, ты едешь домой! А погляди на меня: живу в меблированной квартире, питаюсь в забегаловках и вот уже месяц не имел приличной свиданки с дамой.
– У тебя же всегда есть Фрэн Ангер!
– Издеваешься?
– Мужчине твоего возраста нельзя быть чересчур разборчивым.
– Хха! – Квиллер на дюйм втянул живот и расправил усы. – Я все еще подумываю о подходящей кандидатуре, но дефицит женщин, кажется, все растет.
– Ты уже подыскал себе новое жилье?
– Некогда мне было искать.
– А почему бы тебе не озадачить этой проблемой твоего смышленого кота? Дай ему газету с объявлениями и позволь сделать несколько телефонных звонков!
Квиллер хранил молчание.
Четыре
Первый выпуск «Любезной обители» печатался чересчур гладко. Арчи Райкер даже сказал, что это дурной знак. Обошлось без купюр, оригинал-макет был само совершенство, разбивка оказалась идеально выровнена, а гранки – просто сверхъестественно чистыми.
Журнал отправился к читателям в субботу вечером вместе с воскресной газетой. С обложки сверкала яркой петрушечной зеленью и грибной белизной неповторимая резиденция на Теплой Топи. Редакционные страницы были щедро прослоены объявлениями о матрацах и стиральных машинах. А на странице два поместили фото редактора «Любезной обители» с обвисшими усами и лишенным выражения взглядом – передержанный снимок с его старой полицейской пресс-карточки.
В воскресенье утром Дэвид Лайк позвонил Квиллеру домой.
– Вы проделали прекрасную работу, – грудным голосом сказал дизайнер, – и спасибо за неумеренные похвалы. Но где вы взяли это ваше фото? Вы на нем смахиваете на бассета.
Для репортера это был радостный день: беспрестанно звонили друзья, чтобы поздравить. Позже пошел дождь, но Квиллер вышел из дому и купил себе в морском ресторанчике хороший обед, а вечером побил в словесной игре кота – 20:4. Коко вылавливал когтями легкие словечки вроде кровля и кровь, политика и полиция.