Кот, который приезжал к завтраку
Шрифт:
— Ах! Вы что-нибудь коллекционируете?
— Ничего конкретного. Я проходил мимо раньше, а ваша дверь была закрыта.
— Извините, я была далеко, подкреплялась.
Она подошла к закрытой витрине, где за стеклом виднелись какие-то фигурки.
— Вас интересует доколумбовская керамика? Я выну их из витрины.
— Нет, спасибо. Не беспокойтесь. Я просто присматриваюсь.
Он ещё какое-то время бессмысленно пошатался по лавке, прежде чем спросить:
— Эти маски на окне — из чего они сделаны?
— Это кожевенные
— Хмм, — произнёс Квиллер без всякого видимого энтузиазма. Затем приподнял обычную на вид вещицу из зеленого стекла. — А это что такое?
— То, что называют стеклом времён депрессии.
Прямоугольный подносик зелёного стекла пробудил в нём смутные воспоминания. В его детстве такой подносик стоял на материнском комоде. Мать говаривала: «Джеймси, ты ведь хороший мальчик, принеси мне очки с подносика для шпилек у меня на комоде». Он никогда не видывал на подносике шпилек, но отчётливо помнил узор, выдавленный на стекле.
— Сколько вы за него просите? — спросил он.
— Двадцать пять долларов. У меня есть сервиз для ланча с таким же узором — и я уступлю его вам по очень сходной цене, если вы возьмете весь комплект.
— А сколько вы просите за маски?
— Триста. Вы как-то связаны с театром?
— Я журналист, но интересуюсь драмой. Я здесь, чтобы описать кое-какие особенности островной жизни. А как идет ваш бизнес?
— Поглазеть сюда приходят многие, но сейчас пока не сезон. Знатоки ещё не прибыли.
С показной небрежностью Квиллер обронил:
— Пожалуй, позвольте-ка мне поглядеть эти маски поближе.
Она вынула из витрины Комедию, и его удивило, какая она легкая (а ведь казалась тяжелой) и какая мягкая на ощупь (а казалась твердой). Он боялся сделать невольное замечание или измениться в лице.
— Если они вам и в самом деле нравятся, — сказала продавщица, — я сделаю вам небольшую скидку.
— Что ж… Позвольте мне подумать… Можно спросить, что занесло вас на остров?
— Ах да. У меня лавка во Флориде. Мои клиенты летом летят на север, вот и я лечу на север.
— Хорошо вас понимаю. — Выдержав паузу, он спросил: — Какова же максимальная скидка, которую вы можете сделать?
— Для вас — два семьдесят пять, потому что вы, по-моему, разбираетесь.
Он колебался.
— А сколько вы возьмёте за подносик зелёного стекла?
— Пятнадцать.
Он колебался.
Тогда Нуазетта сказала:
— Если вы возьмете маски, стеклянный подносик я вам отдам даром.
— Соблазнительное предложение, — сказал он.
— К тому же есть вероятность, что вы вернётесь и возьмете сервиз для ланча.
— Что ж… — неохотно выдавил он. — Чеки вы принимаете?
— Если вы предъявите, например, водительские права.
— На кого мне выписать чек к оплате?
— На «Антиквариат Нуазетты».
— Нуазетта — это вы?
— Таково моё имя.
Она завернула маски и подносик в парчовую бумагу и положила их в изящный пакет.
— Вы с вашей лавкой, — сказал он, уходя, — прекрасный материал для моей газеты на материке — «Всякая всячина». Сможем мы провести интервью?
— Ах! Сожалею, но я не люблю персональной рекламы. Благодарю и приношу извинения.
— Что ж, всё верно. Я понимаю. У вас есть визитная карточка?
— Увы, нет. Я заказала несколько карточек, но они ещё не прибыли. Не знаю, чем объясняется задержка.
Поднимаясь по Дороге Западного побережья, Квиллер частенько касался своих усов: его интерес к Нуазетге перерос в подозрение. Ассортимент у неё скудный, клиентов мало, если не сказать никого, цены, кажется, высоковаты, хотя… что он знал о ценах? Он знал, что ему нравится, вот и всё, а эти маски ему нравились.
В небе над Дорогой Западного побережья загорался эффектный закат. Даже гостиница «Домино» в розовом отблеске выглядела менее отталкивающей, а все качели на крыльце были заняты качавшимися в ожидании красочного шоу зрителями. Деревянные двухместные качели музыкально, но не в тон поскрипывали на цепях. Когда Квиллер пересекал крыльцо гостиницы, чтобы повидать Лори, ему нежно улыбнулись две седовласые женщины, а Хардинги помахали ему рукой.
— Как пообедал? — спросила Лори.
— Великолепно! Съел гумбо с креветками, зашёл в антикварную лавку и купил подносик для карандашей тебе на конторку — стекло времён депрессии, примерно тысяча девятьсот тридцатый.
— Вот спасибо! Моя бабушка такие когда-то собирала.
— А ещё я купил пару масок и хотел бы повесить их на стене у себя в гостиной, если это разрешается.
— Конечно, — отозвалась она. — Этим старым стенам две лишние дырки вреда не принесут. Я дам молоток и пару гвоздей. А каково всё-таки в коттедже кошкам?
— По-моему, они — жертвы артистического шока. — Он галантно избежал упоминания о чехлах, которые своей расцветкой и запахом беспокоили всех троих.
— Кошки чувствуют, когда окружены водой, — с уверенностью сказала Лори, — но они к чему угодно дня за три привыкают.
— Коко учинил варварскую расправу над твоим стенным календарем, — уведомил Квиллер, — но я куплю тебе новый и повешу так, чтобы он не достал. Изорван весь июнь, и теперь… — Он резко умолк: у него задергались корни усов. — Кстати, кто мои ближайшие соседи по «Очковому двору»?
— В «Трёх очках» у нас мистер и миссис Хардинг, милейшая пожилая парочка. «Пять очков» нанимает на весь сезон Джун Холибартон с материка. Уверена, ты её знаешь.
— И в самом деле знаю, — твёрдо ответил он. — А кто-нибудь жил в «Четырёх очках» перед тем, как мы прибыли?