Кот, который всегда со мной
Шрифт:
Когда все было готово, я забрался обратно в кровать. И впервые за много дней, а может быть, недель неожиданно почувствовал, что меня клонит в сон. И не только клонит. Я понимал, что способен наконец крепко уснуть, не страшась того, что обнаружу, проснувшись. Время страхов и боли для меня и Нортона ушло в прошлое.
Утром Дженис поспешила ко мне, и мы доставили Нортона в ветлечебницу на Вашингтон-сквер. Секретарь нас ждала и стала объяснять, что доктор Делоренцо еще не пришла. Я извинился за то, что мы пришли раньше назначенного срока, но сказал, что ветеринар нам не нужен. Нортон умер, и я хотел оставить его в лечебнице для кремации.
Женщина вышла из-за конторки и приняла у меня сумку. Глядя, как она уносит кота в заднюю комнату, я в последний раз всхлипнул. Но на этот раз не разрыдался, скорее подавился стоном. Дженис взяла меня за руку и утешающе, словно икающего ребенка, стала похлопывать по спине, пока я не успокоился.
Теперь мне предстояло сделать несколько телефонных звонков, разослать электронные письма, чуть-чуть (или как следует) погрустить, сознавая, что небольшая, но ценная часть меня потеряна навсегда, хотя в остальном все будет продолжаться, как прежде.
Угу…
После смерти мой дорогой, любимый кот удивлял еще сильнее, чем при жизни.
Друзья, которым я звонил или посылал электронные письма, тут же сообщали новость своим друзьям, те — своим, и вскоре мне стали названивать все, с кем я когда-либо знакомился, говорил или о ком когда-либо слышал. Близкие друзья и родственники были опечалены не меньше меня. Во всех разговорах сквозило общее чувство: людям казалось, что они потеряли близкое существо.
Знакомый писатель Джон Файнштейн, тоже тот еще кошатник (однажды, узнав, что умерла одна из его кошек, он срочно прилетел к себев Мэриленд из Парижа, где освещал открытый чемпионат Франции по теннису), оставил на моем автоответчике такое сообщение: «Знаю, что ты грустишь, но не надо слишком убиваться, потому что ни у одного кота не было такой хорошей жизни, как у твоего». А его жена Мэри прислала следующие замечательные слова: «Все Файнштейны думают о тебе. Вчера Дэнни (их младший сын) спросил, не сможет ли Нортон стать котом его бабушки на небесах? Мы решили, что тот, кто, как Нортон, много путешествовал, найдет свой путь в загробной жизни, и ответили Дэнни, что кот, которого так искренне любили, сумеет подружиться с кем угодно». Из Парижа позвонил и выразил соболезнования Роман Полански. «А какие у нас с Нортоном были потрясающие обеды», — грустно вспомнил он. Норм Стайлз, который, не считая нас с Дженис, знал Нортона лучше всех, заметил: «Удивительно, как наши кошки врастают в самые незначительные аспекты нашей повседневной жизни». Именно это сказала Дженис, когда я начал извиняться за то, что так сильно грущу и так глубоко горюю. «Он был не просто твоим котом, — втолковывала она мне. — Он находился с тобой практически двадцать четыре часа в сутки. Участвовал в твоей общественной, домашней и творческой жизни. У тебя ни с кем не было такой всеобъемлющей связи, как с ним».
Юный Чарли Элдерман позвонил и, как всегда, поддержал. «Он умер хорошей смертью», — сказал он, и я с ним согласился. Его мать Нэнси рассказала, что когда через несколько дней сыну задали в школе написать биографию, он начал словами: «Мой первый друг умер, когда ему исполнилось шестнадцать лет». Он, конечно, имел в виду Нортона, который на самом деле был самым первым другом Чарли. Они познакомились, когда мальчику было всего несколько дней от роду.
Бен Игл, парень немного старше Чарли и сын моего закадычного друга Пола, написал мне, что посвятил Нортону часть своего сайта в Интернете.
Все стало приобретать лавинообразный характер, когда мне позвонил журналист из «Нью-Йорк таймс» Джеймс Бэррон. Он узнал о смерти Нортона (скорее всего от моего агента Эстер, у которой есть своя кошка шотландской вислоухой породы Тейт и которая приняла кончину Нортона почти так же тяжело, как я) и сказал, что хотел бы написать некролог. Он застал меня врасплох, но, должен признаться, мне пришлась по душе мысль, что Нортон станет первым котом, о чьей смерти известит солидная газета. Уверен, Нортон тоже был бы в восторге. Бэррон проделал отличную работу. Он полностью проникся духом наших с Нортоном отношений. Больше всего мне понравился его забавный ход — он в шутку подал материал так, будто Нортон был человеком, а не домашним животным (хотя именно так я и думал о своем коте). Привожу целиком текст, но хочу отметить любимую строку в конце: «После себя Нортон оставил, кроме мистера Гитерса, его подругу Дженис Доннауд». Уверен, Нортону бы это понравилось.
Нет сомнений, из нас двоих Нортону даже после смерти отводилась главная роль. Вскоре после того, как я ответил на вопросы автора некролога, мне из редакции «Таймс» позвонила женщина и сказала, что они хотели бы вместе с текстом поместить фотографию моего кота. Я ответил, что мне надо поискать. Но у них поджимали сроки сдачи материала, и она попросила поторопиться. Я сказал, что если мне пришлют курьера, я что-нибудь подберу. Однако и на это могло не хватить
— Не беспокойтесь, — сказала она. — Мы нашли фотографию Нортона в своем архиве.
— Вот это да… — удивился я и, прежде чем она повесила трубку, спросил: — Из чистого любопытства: а моя фотография у вас есть?
— Догадайтесь, — последовал ответ.
В память о коте, который прославился.
В субботу умер маленький серый вислоухий кот, чьи приключения были описаны в двух книгах. Ему было 16 лет, сообщил нам писатель Питер Гитерс — человек, который с ним жил.
У Нортона были проблемы с почками и рак, объяснил нам мистер Гитерс, сотрудник издательства «Рэндом-Хаус», автор романов и киносценариев.
— Его подарила бывшая подружка, — рассказал он. — Я в принципе не любил кошек. Она привезла его из Лос-Анджелеса и отдала мне. У нас сразу же установились тесные отношения.
Вскоре человек и кот стали повсюду разъезжать вместе. Одна из первых поездок состоялась на недельную читательскую конференцию в Сан-Диего, штат Калифорния. Во время симпозиума редактор издательства «Баллантайн букс» Леона Невлер выразила обеспокоенность, что мистер Гитерс оставляет кота без присмотра и без поводка у плавательного бассейна в отеле.
— Она не могла взять в толк, почему я не волнуюсь, — продолжал мистер Гитерс. — А мне стоило лишь встать на то место, где я его видел в последний раз, свистнуть, и он тут же выскакивал из кустов.
Мистер Гитерс рассказал ей, что Нортон летал на «Конкорде», жил в отеле с видом на панораму парижских крыш (и с выходом из окна на соседние крыши), встречался с режиссером Романом Полански и актером Харрисоном Фордом.
Леона Невлер воскликнула:
— Вам следует написать об этом книгу!
— Мне полагалось держать руку на пульсе американской культуры, — вспоминал вчера мистер Гитерс, — но я отнесся к этому совершенно несерьезно. Только бросил: «Ладно».
Но мисс Невлер связалась с Эстер Ньюберг, агентом мистера Гитерса, и на книгу был заключен договор. За первым томом, опубликованным в 1991 году, в 1993-м последовал второй — «Кот и хозяин. История любви: продолжение».
Вскоре спутник мистера Гитерса по путешествиям стал настолько знаменит, что ему доходили письма с адресом: «Нортону, Саг-Харбор, штат Нью-Йорк». Он занял достойное место в Хэмптонсе. Его узнавали по всей Европе. Однажды во время прогулки по Амстердаму — мистер Гитерс шел, а Нортон ехал у него на плече — к ним подошли и спросили: «Это тот самый кот, который ездил в Париж?»
Естественно, это был тот самый кот. И как известно читателям мистера Гитерса, кот, который обладал ярко выраженной, своеобразной индивидуальностью. Как заметила мисс Ньюберг, «он был независимым, но без высокомерия».
После себя Нортон оставил, кроме мистера Гитерса, его подругу Дженис Доннауд.
Как только «Таймс» объявила, что Нортон покинул земные пределы, все пришло в неистовство. Другие средства массовой информации подхватили новость, и о смерти Нортона написали «Ю-Эс-Эй тудэй» и благодаря «Ассошиэйтед пресс» сотни местных газет по всей стране. Журнал «Пипл» не только посвятил памяти Нортона целую страницу в номере, который вышел через десять дней после смерти кота, в сдвоенном выпуске в конце года его упомянули в рубрике «Видные смерти». Там (его снимок был сделан на ферме Суитуотер во время нашего последнего путешествия) он оказался в компании джазмена Мела Торме, бейсболиста Джо Ди Маджо, Раисы Горбачевой, оскароносного актера Джорджа Скотта, баскетболиста Уилта Чемберлена, короля Хуссейна, Стэнли Кубрика и, что меня особенно порадовало, испанского чревовещателя сеньора Венсеса, прожившего сто три года. Я усмехнулся, понимая, что моему приятелю очень бы понравилось, что в заметке не последовало разъяснений, кто он такой, — слов вроде «звезда „Истории любви“» или чего-то этом роде. Под фотографией стояло: «Литературный персонаж — искатель приключений», был приведен возраст — 16 лет, а далее замечательная эпитафия Риты Мэй Браун: «Он был рожден котом, а умер джентльменом. Обладал превосходными манерами и был чудесным спутником». Я бы сам не сказал лучше.
Мне позвонила знакомая Линда, с которой мы не общались несколько месяцев. Она сказала, что услышала о смерти Нортона и хотела выразить, насколько это ее опечалило. Я спросил, откуда ей стало известно — из некролога в «Таймс»? Линда ответила, что слышала по радио. Моему изумлению не было предела.
— Что?!! — заорал я в трубку. И она рассказала, что ехала в машине из загородного дома по скоростному шоссе Лонг-Айленда и слушала новостную станцию 880, когда сообщили, что Нортон (его назвали «легендарным котом, который ездил в Париж») скончался. Линда чуть не съехала с дороги, но взяла себя в руки и, продолжая путь, прослушала тридцатисекундный некролог, посвященный известному на весь мир вислоухому шотландцу.