Кот недовинченный
Шрифт:
А жуткие пудели, распробовавшие крови, бросились на толпу. И виртуальная камера, явно смакуя, словно в голливудском боевике категории «В», демонстрировала крупным планом, в замедленной съемке, как боевые псы, с необыкновенной прыгучестью и злобой, вцепляются людям в горла… Как они хватают их за лодыжки, заставляя упасть наземь… Как добивают упавших, вгрызаясь в их лица…
– О нет! – прошептала Катя. Она на одно мгновение открыла глаза, глянула на то, что демонстрирует ноутбук, и тут же вновь в ужасе смежила веки.
Расправа оказалась недолгой. Через пару минут весь зал – скамейки, лестницы, проходы – оказался
А пудели-убийцы, гордо воздев окровавленные пасти, снова, как перед началом боя, построились клином и потрусили по тому же коридору назад, к своему хозяину: гордые, жестокие, неумолимые.
За кадром раздалась бравурная музычка, а в следующее мгновение экран погас.
Потрясенные Катя и Ленчик перевели дух.
– Что это было? – прошептала Катя.
Ее племянник только развел руками.
Юная монашка легко встала с колен и вопросила, жадно заглянув в лица гостей:
– Вы видели? Вы все видели? Вы поняли, что это такое?
– Может, это компьютерная игра? Может, Питоха изобрел новую компьютерную игру? – предположил Ленчик.
Он, впрочем, сам не очень верил в то, что говорил. Не похоже было увиденное – всей своей эстетикой, всей своей в буквальном смысле звериной жестокостью – ни на какую виртуальную игрушку. Да и не разрешит ни одна комиссия по нравственности столь натуралистическую компьютерную игру.
– Это предвестие конца света, – убежденно сказала сестра Магдалина. – Нам показали Апокалипсис.
– А эти четыре пуделя – его всадники? – ухмыльнулся, чтобы сбросить нервное напряжение, Ленчик. – Не похожи. Больно уж уродливые…
– Напрасно вы, – с укоризной молвила монашка, – не шутят с такими вещами.
– Но правда – при чем здесь Апокалипсис? – поддержала племянника Катя.
– Да ведь не ведаем мы, откуда он, Апокалипсис, придет, – проговорила сестра Магдалина. – Откуда, из каких дверей? Что грозит нам всем, всему человечеству? – со страстью продолжала монашка. – Что есть для нас главная угроза? Пошлость, сытость, бездуховность. Сериалы эти, реалити-шоу, боксерские матчи… Все желают хлеба и зрелищ, как в языческом Риме. Да чтоб зрелища были посмачнее да посмешнее. Чтобы кровь в разные стороны брызгала, а люди б животики надрывали. Вот отсюда исходит угроза душам нашим! – Монашка указала на погасший экран, а потом воздела руки: – Апокалипсис грядет, и уже вырвались на волю всадники его!
– По-моему, вы это слишком, сестра, – неуверенно проговорила Катя, поглядывая на фанатичный огонек, вспыхнувший в глазах бывшей Оли Косынкиной.
– Не слишком! – с убеждением воскликнула монашка. – Не слишком! Люди сейчас только и хотят, что потреблять – и развлекаться, развлекаться – и потреблять! Бегать по саду жизни, – усмешка, полная горькой иронии, исказила черты сестры Магдалины, – и срывать цветы удовольствия! А потом – все, что сорвал и чем насладился, втаптывать в грязь, безо всякой жалости!
«А ведь она, – подметила Катя, вглядываясь в совсем не бесстрастное теперь лицо монашки, в которой бушевала буря эмоций, – очень близко к сердцу эту тему воспринимает. Пожалуй, потому, что нашелся, верно, в ее жизни такой «срыватель», который ее саму в грязь втоптал!..» И, смягчая формулировку, высказала вслух свою догадку, сочувственно глядя на сестру Магдалину:
– Вы ведь из-за такого человека в монастырь ушли, да?..
– Откуда вы знаете?.. – прошептала монашка, тяжело опускаясь на койку.
Слезы хлынули из ее глаз. Катя подошла, обняла девушку за плечи, протянула носовой платок. Ленчик в смущении отвернулся и принялся разглядывать скромное убранство кельи, потом выглянул в крохотное оконце: из него видна была только непроглядная чернота ночи, да ослепительно белый пик, да ледяные звезды.
– Вы извините меня, – жалобно проговорила сестра Магдалина, слегка успокоившись, – это я оттого, что по-русски поговорила, как с подружками в Москве. Тут ведь не с кем, только с сестрой Мартой, и то она не всегда дозволяет по-нашему, говорит, чтоб я латынь учила, испанский…
– Ну и давай поговорим с тобой. По-русски, – предложила Катя.
Лицо Оли Косынкиной вдруг просветлело.
– Как ты тут живешь? – спросила Катя.
Она почему-то испытывала неизъяснимую симпатию к этой несчастной девчонке, заброшенной судьбой в страшную глушь, где и поболтать-то не с кем. Разве что со строгой аббатисой. Или с Христом или Девой Марией – да ведь они высоко, не ответят…
– Плохо тебе? – участливо спросила Катя.
– Не плохо, – упрямо, сквозь слезы, сказала сестра Магдалина, – я из вашего мира ушла и не жалею, у меня теперь иное предназначение…
– И прекрасно, – кивнула Катя, – да только, похоже, прошлое тебя еще держит.
– Нет. Я покончила с ним! – патетически воскликнула девушка.
– Не совсем, – мягко возразила Катя. – Иначе б ты под койкой ноутбук не прятала. И писем от него не ждала. Кто этот он?
– Не было никакого ЕГО, – твердо возразила девушка.
– Да ведь ты ж сама сказала! – напомнила Катя.
– Ну, хорошо, был, – легко согласилась монашка. – Он, он… – Она зашмыгала носом, а потом снова бурно расплакалась.
Катя утешающе обняла ее и протянула девушке новый платок. Ей довелось выслушивать много исповедей своих юных учениц, которые почему-то дружно взяли моду рассказывать Екатерине Сергеевне про свои любовные незадачи и спрашивать у нее совета. Видать, было в ней что-то располагающее к тому, чтобы делиться с ней сокровенным. Вот и сестра Магдалина из горного монастыря решила, похоже, не худосочной аббатисе исповедоваться, а Катюше.
– Я ведь актрисой была, – всхлипнула Оля Косынкина. – Во МХАТе меня прослушали, сам Табаков сказал: мы берем эту девочку. А тут – он… Я к нему на пробы пришла, он сериал «Ангелы ждут» должен был снимать… Режиссер… Русский, но только что из Голливуда прибыл, жил там… Он сразу на меня запал… «Вы, – говорит, – на какую роль пробуетесь – подружки главной героини? Да это для вас мелко, не масштаб! Что такое три съемочных дня, восемь реплик! Я вас вижу, – говорит, – в роли главной героини. Это тридцать пять съемочных дней, экспедиция в Иерусалим! Да вы после премьеры на следующее утро знаменитой проснетесь! В Голливуд вместе с вами поедем!..» И сразу спрашивает меня: «Какие у вас планы на сегодняшний вечер?» Ну, я-то правила игры, конечно, знала. Знала, что иначе девушке в кино не пробиться… И согласилась, и пошла с ним ужинать, а он в тот же вечер говорит: люблю, мол, тебя! Влюбился, говорит!