Кот, приносящий счастье
Шрифт:
– А я вам с тещей давно говорю! Это не рождественский гусь! Нечего откармливать к зиме! У него из-за этого и семьи не получается! И вы, Леночка, каждый месяц ездите с маменькой к нему домой, чтобы погладить этому лодырю белье!
– Сеня, я всегда знал, что ты скупердяй. Тебе твоей жены жалко даже раз в месяц! – обиделся Игорь. – Мы вот уже сколько лет пытаемся тебя перевоспитать, а ты!
– В общем… или мы его худеем и отправляем в Лас-Вегас, или вы его гробите дальше, а я, как ветеринар, умываю руки, – закончила Катя.
– Не
– То есть сдала со всеми потрохами, – кивнул Заревский. – Спасибо тебе, сестричка.
– Ну вот видите, и Игорь рад, – свободно вздохнула Катя. – А сейчас… за это и выпьем! Леночка, можно, я принесу Игорю тарелочку поменьше? А то у него… вы уж простите, но это не тарелка, это колесо от телеги, да и… если можно… помогите мне с его меню.
Женщины удалились в отдельное помещение, а Игорь с обидой посмотрел на Семена:
– Что ты сейчас сделал? Уеду я в этот… Вегас… и с кем ты будешь играть в шахматы? Кто тебе еще будет поддаваться? Твои эти… гости… посетители, они же тебя в два счета дураком оставят!
– Зато я куплю большую плазму и буду всем показывать, как поет мой шурин, а?
– У-у-у-у… – протянул Заревский и уныло уставился на крохотное блюдце с целой горой петрушки, укропа, помидоров и огурцов. Женщины уже успели принести ему вегетарианский обед. – Ясно… Так что ты, Катя, говорила? Ради любви люди на костер шли? Эх, родные мои… ради вас на… Да унесите вы это сено. Я лучше вообще ничего есть не буду.
После такой подмены тарелок сидеть за столом ему больше не хотелось. Катя не стала дразнить Заревского богатым обедом, который с аппетитом уплетали остальные, поэтому очень скоро стала собираться домой.
– Игорь, может быть, нам пора? Тебе надо подготовиться к поездке, а мне… Я могу побегать с тобой по магазинам, помочь что-то купить в дорогу, а?
– Поедем, – с отчаянием в голосе проговорил Заревский. – Сейчас, только Чижа из домика приведу. Кать, где шлейка?
Он отправился за котом, а Катя еще раз обратилась к Лене:
– Вы не переживайте сильно. Надо же ему попробовать. Он потом себе не простит, что проворонил такую возможность.
– Не знаю, Катенька, – шмыгала носом Лена. – Но я… только ради его здоровья… Только ради Игорька…
– Пххх… такое ощущение, что мужику не тридцать три года, а три месяца, – хмыкал Семен. – Катя, вы появились очень вовремя! Вас нам и не хватало. Я один справиться не мог. Эх… только бы не узнала маменька…
– А мы ей не скажем, – отчего-то вдруг решила Лена и вытаращила глаза, увидев нечто совершенно необыкновенное.
Заревский нес кота. Но совсем не того красавца, которого привозили. Кот был какой-то… исключительно белый.
– Господи! – испуганно воскликнула Катя. – Что с Чижом?!
– Успокойся, –
– Непременно! – железным тоном рявкнула Лена и повернулась к Кате: – Я ведь правильно сказала, да?
Машина ехала уже по темному лесу, и дорога освещалась только фарами. Но было так уютно, так душевно сидеть рядом с этим бирюком, что Катя невольно улыбнулась.
– Представляешь, через несколько лет я, может быть, буду гордиться, что ты меня возил в своем такси, – говорила она.
– А может, и не будешь, – задумчиво ответил он. – Потому что я никуда не поеду.
– Я тебе не поеду! – обернулась к нему Катя. – Сегодня же начнешь собираться, а завтра… Завтра вечером ко мне. Возьмем на поводок Чижика и побежим по ближайшим паркам… людей радовать и себя худеть.
Заревский лишь угрюмо сопел. Вот ведь эта Катя! Как что-нибудь вобьет себе в голову…
Утром Катерина рассказывала Маше, как насыщенно прошли ее выходные. Машка слушала, боясь пропустить даже слово.
– Я же говорила тебе, что мне надо было ехать с вами! – чуть не плакала она. – Если бы я спела, ваш этот Огребцов сразу бы умер! Ты же знаешь, какой у меня голос!
– Очень хорошо, что ты не поехала, не переживай, – успокаивала ее Катя. – У Огребцова дочка – Ирочка, маленькая еще, десять лет, ему никак умирать нельзя.
– Я же это… образно, – сказала Машка и открыла двери. – Следующий!
Да, утро не задалось. В приемной сидела местная художница Поросюк со своей небольшой беленькой собачкой и вытягивала жилы из всех, кто был в ветеринарной клинике. Ее уже хорошо здесь знали. Дама была нервной. Нет, сама себе она казалась большим знатоком собаководства, психологом и вообще человеком, познавшим жизнь, но так думалось только ей одной.
Сейчас она сидела в приемной и уговаривала своего беленького пса, у которого постоянно болели уши, не бояться.
– Я… спокойна… ты видишь? – с лицом мумии произносила она и вдруг начинала сыпать скороговоркой. – Бриша! Явообщебоюсьбольшетебянояженепсихую! Ясовершенноспокойна! Инесмейпаниковать!
После такого словесного гороха собачка заливалась истерическим лаем и требовала уединения. То есть немедленной отправки домой. Художница начинала верещать еще громче, и тогда все собаки в приемной начинали попискивать, поскуливать и подвывать.
– Маша, давай эту Поросючку, иначе она нам всю клинику перепугает.
Пока Катерина осматривала песика, мадам Поросюк два раза намыливалась упасть в обморок и один раз успела закатить скандал.
В общем, когда дамочка вышла, присюсюкивая и нацеловывая своего любимца, Катя выдохнула свободно. Она посчитала, что уже больше ничего плохого в этот день не может произойти.