Кот Шрёдингера
Шрифт:
Потом, уже в конце двадцатого века, всё же поняли, что бездумная техника хороша лишь в фантастических фильмах, а воевать настоящим образом способны исключительно разумные существа. Живой мозг даст сто очков форы любому компьютеру, в том числе и искусственному интеллекту. И закипела работа в научных лабораториях! Мама-кошка, сколько же народу отбросило хвост от якобы безвредной химии! В процентном отношении тараканы от дихлофоса понесли куда меньшие потери.
И это только то, что можно узнать из открытых источников. А сколько же тайн хранят в себе так и не оцифрованные архивы? Подумать страшно, аж шерсть дыбом встаёт.
Полковник Дюваль быстро перешёл от задумчивости к деловитой сосредоточенности:
– Иван, ты не должен бросать перспективную тему. Это будет предательством по отношению к стране и армии. Добровольцев принимаешь? Нам лететь месяца полтора, так что я в полном твоём распоряжении.
Обрадованный, я так и остался висеть возле люстры. Мама-кошка, неужели мне подфартило? Неужели все последующие опыты будут проводиться на Дювале? Человечество, извини, что напрасно сомневался в твоём благородстве!
Примерно в это же самое время и в той же гостинице происходил ещё один разговор. Правда, он очень отличался от дружеской беседы академика Шрёдингера и полковника Дюваля тем, что вёлся на повышенных тонах и больше всего походил на начальственный разнос повинившегося подчинённого. Впрочем, так оно и было на самом деле. Если бы здесь присутствовал Василий, он бы непременно узнал обоих.
Тот самый толстяк неопределённого возраста и невнятной национальности наседал на бойца, потерявшего лицо в поединке с академиком Шрёдингером:
– Самурай не имеет права самостоятельно распоряжаться собственной жизнью, Онодэра-кун, поэтому я не дам разрешения на проведение сэппуку. Тем более мы находимся на территории Земной Федерации, где попытка суицида приравнивается к покушению на умышленное убийство и карается десятью годами на марсианских рудниках. По этой же причине никто не согласится стать твоим кайсяку [1] .
– Но я опозорен, сэнсэй! – казалось, что сидящий на прикроватном коврике, заменяющем татами, ниппонец вот-вот впадёт в истерику и начнёт колотиться головой об пол. – Мне нельзя жить! Мне незачем жить!
1
Кайсяку или кайсякунин – помощник при совершении обряда сэппуку (харакири). Кайсяку (обычно друг или родственник) должен был в определенный момент отрубить голову совершающего самоубийство, дабы предотвратить предсмертную агонию.
– Тебя не заставляют это делать, Онодэра-кун, – голос толстяка смягчился. – Но даже смерть должна служить великой идее возрождения Страны восходящего солнца. Наши покровители…
– А кто они, сэнсэй?
– Даже не спрашивай! Никогда не спрашивай меня об этом, понял? Придёт время, и все узнают! А ты сам приблизишь наступление этого времени!
– Но как?
Толстяк долго не отвечал, будто раздумывая, доверить ли кусочек страшной тайны или ещё подождать. Взял с низкого столика чашку с подогретым сакэ, купленным в гостиничном баре за сумасшедшие деньги, сделал долгий глоток и вздохнул:
– Ты полетишь к звёздам на корабле своего врага.
– У кота нет корабля, сэнсэй! Это корабль экспедиции!
– Я имею в виду академика Шрёдингера. Каким образом ты попадёшь на борт, меня совершенно не интересует, но «Горгона Медуза» ни при каких обстоятельствах не должна долететь до системы альфы Песца. Авария, эпидемия, да хоть гражданская война в отдельно взятой экспедиции! Исключительно на твоё усмотрение. Нам нужен только результат.
– И тогда мне будет разрешено погибнуть с честью? – уточнил Онодэра с самой счастливой улыбкой. – Я могу надеяться?
– Если вернёшься, то я сам стану твоим кайсяку! – заверил толстяк. – Но может быть, тебе придётся остановить гайджинов ценой собственной жизни… Это тоже почётно и смывает любой позор, мой юный самурай. Следуй по пути воина, и он сам подскажет правильное решение.
– Когда приступить к выполнению задания, сэнсэй? – из голоса Онодэры исчезли истерические нотки, и весь его вид представлял образец целеустремлённости и решительности.
– Прямо сейчас. Длинноносые варвары остановились в этой гостинице, и если ты не будешь терять время…
– Я понял, наставник! – самурай поклонился, коснувшись пола лбом, и поднялся на ноги. – Я готов послужить делу возрождения Великой Ниппон!
Глава восьмая, рассказывающая о многом, но заканчивающаяся разговором о так называемой свободной прессе
Нет, дорогие товарищи, что ни говорите, а так жить нельзя! Я хоть существо разумное, но размеры моего мозга значительно меньше человеческих… и в эти самые размеры никак не влезает всего одна мысль. Мысль о том, что на нашем корабле появился лишний. Зачем нужно брать в экспедицию самурая Онодэру?
Впрочем, расскажу всё по порядку. Не далее как три дня назад, когда «Горгона Медуза» завершала заправку на лунной базе, к нам в номер постучался тот самый боец азиатского вида, едва не покалечивший академика Шрёдингера в так называемом дружинном зале кабака «Незнайка». Поначалу я решил, что японец пришёл извиняться за недостойные намерения или потребовать извинений лично от меня. Нет, ошибался.
Оказывается, в его голову взбрела идея выбрать Ивана Фёдоровича своим новым наставником. Разумеется, со всеми вытекающими из этой идеи обстоятельствами, вроде постоянного сопровождения учителя, прислуживания по мелочам, записывания для потомков возможных умных изречений и тому подобного. Самоназначился адъютантом, денщиком и хроникёром одновременно. Или хронистом?
Только не верю я этой хитрой роже. Мамой-кошкой клянусь, не верю! Мы, коты, являемся прирождёнными эмпатами и любую, даже тщательно скрываемую агрессию чувствуем наверняка. От самурая смердит угрозой, как псиной от промокшей под дождём кавказской овчарки.
Академик, добрая душа, принял нового участника экспедиции с распростёртыми объятиями, и все мои попытки выразить недоверие самураю доступными способами воспринимал как ревность. Зла не хватает…
И вчера вечером по корабельному времени Шрёдингер успокаивал Онодэру, вынужденного отправить в стирку содержимое дорожного чемодана и единственный рабочий комбинезон: