Кот ушел, а улыбка осталась
Шрифт:
— Не думаю.
Когда мы подошли к двери, к нам присоединился мальчишка лет четырнадцати:
— Тетя Роза, я с вами, — сказал он жене железнодорожника.
— Ладно, будешь переводить.
Когда шли по вестибюлю, к нам присоединились еще трое. А когда вышли из кинотеатра и пошли по тротуару, за нами увязалось уже человек девять мужчин и женщин разных национальностей.
— Товарищи, — жена железнодорожника тетя Роза остановилась, — простите, а вы куда?
— С вами, кино смотреть, — сказал мужчина в украинской рубашке.
— Товарищ,
— Когда людей много, он кино во дворе показывает, — сказал мальчишка. — Манолис мужик широкий.
Рядом с водокачкой за аккуратным забором стоял добротный двухэтажный дом из красного кирпича. Остановились у калитки. Тетя Роза крикнула:
— Манолис! Манолис!
Манолис, полный, лысый мужчина лет пятидесяти, вышел на балкон:
— Что случилось, Роза?
Она объяснила, кто я и что мне надо. Грек крикнул, что он извиняется, но в доме все не поместятся и придется смотреть кино во дворе.
Сыновья, дочери, племянники, сам Манолис быстро и слаженно вынесли из дома телевизор, видеомагнитофон, поставили на табуретки, подключили. Принесли из дома стулья, недостающие взяли у соседей. Соседи тоже присоединились к просмотру.
Когда все разместились, старший сын Манолиса спросил:
— Папа, можно начинать?
— Подожди, — сказала толстая женщина в черном басом, — товарищ Данелия, а детям это кино можно смотреть?
— Нельзя, — сказала тетя Роза.
— Почему?
— Потому что там будет такое, чего детям лучше не смотреть.
— Откуда вы знаете? Вы же сама еще ничего не видели, — сказала девочка лет восьми с белым бантиком.
— Сама-то я, может, и не видела, деточка! А что такое французское кино, знаю. Они про это только и думают.
— Христос, Йоргос, Таня, Рубен, Нателла — все дети, марш по домам! — сказала толстая женщина.
— Ну, пожалуйста, бабушка!
— Я сказала!
Всех детей, и своих и соседских, выдворили. А женщина в туркменском одеянии сказала своей молоденькой дочери:
— Пойдем и мы, Гуля! Как раз на седьмую серию успеваем.
Все расселись.
— Начинай! — скомандовал Манолис своему сыну. Пошли начальные титры на фоне архитектуры французского провинциального городка и авторский закадровый голос. Изображение и звук были не очень.
— Толян, чего сидишь, давай, переводи! — сказала тетя Роза.
— Сейчас, разберусь. В общем так, понял. Мужик этот говорит по-французски. Это титры. А это церковь, это дворец какой-то, а это жилой дом.
Железнодорожник, который сидел рядом со мной, задремал. Мальчишка переводил скупо:
— Они поздоровались. Разговаривают. Он сказал «Мерси» и ушел. Она зашла в ванную. Руки моет, с мылом.
И так далее. Фильм оказался неторопливой, нудной бытовой драмой. Зрители были разочарованы. Железнодорожник громко храпел.
— И чего панику развели? — сказал Манолис. — Зачем детей прогнали? Дети, идите сюда, кино смотреть.
— Да ну! Занудство! — сказала девочка с белым бантом, которая смотрела фильм вместе с другими детьми с крыши сарая. — Даже не поцеловался никто!
А я смотрел с удовольствием. Актер мне понравился с первого кадра. Было ясно — это Мераб.
— Поздравляю! — прошептала Галя. — Этот намного лучше, чем все предыдущие.
Минут через двадцать я встал, подошел к Манолису и тихо сказал:
— Вы досматривайте, а мы пойдем, нам срочно надо позвонить в Москву.
— Зачем уходить? Звоните от меня. Георгий, а можно мы не будем досматривать ваш фильм?
— Конечно!
Зашли в дом. В кабинете Манолиса посреди потолка висела большая люстра из чешского хрусталя. Стоял финский гарнитур «Эллоу»: диван, письменный стол, кресло и стенка. На полках стенки разместились собрания сочинений Диккенса, Драйзера, Шекспира, Стендаля, Бальзака, Мопассана, Золя, Конан Дойла, Дюма, Джека Лондона с чистыми, ровными корешками. Я заказал Москву. Минут через десять соединили.
— Актер подходит стопроцентно! — объявил я Саше Хаиту.
— Фу, слава богу! Стучу по столу.
Когда мы с Галей вышли во двор, гости смотрели «Кавказскую пленницу» Леонида Гайдая. Грек Манолис протянул мне кассету с французским фильмом и сказал:
— Георгий, извините, что я вас так принял, даже чаем не напоил.
— Наоборот, спасибо вам большое!
— А в «Сакле» на Железной горе вы были, шашлыки из кабана пробовали? Вот и хорошо. Завтра к часу я за вами заеду.
В «Сакле» мы побывали, кабана попробовали, а потом снова уселись перед телевизором и с удовольствием смотрели и слушали, как депутаты поносят советскую власть, коммунистическую партию и даже Ленина.
БИСТРО ДЛЯ ТАКСИСТОВ
А когда мы прилетели в Москву, в аэропорту Внуково нас встретил Саша Хайт и сообщил, что актер, который нам понравился, попал в автокатастрофу. Сейчас он в больнице и сниматься не будет.
— Ладно, Саша, давай на этом ставить точку, закрываем картину, — сказал я.
— Подожди, Гия, в Москву из Парижа летит французский актер на замену. Прямо отсюда еду в аэропорт Шереметьево его встречать. Если он тебе не понравится, мы действительно ставим точку. Времени для раздумий и поисков больше нет.
Договорились, что Саша встретит актера, поселит в гостинице и к девяти часам привезет в ресторан Дома кино, где я буду их ждать.
Вечером в ресторане Дома кино сел за столик в глубине зала, лицом к двери. Сижу. Жду. Волнуюсь. Около девяти в дверях появились Саша Хайт и немолодой мужчина с длинными седыми волосами в кожаном пиджаке и потертых джинсах. Саша увидел меня, помахал рукой и крикнул:
— А вот и мы!
«Кошмар! Неужели этот?! — подумал я. — Все. Конец картине. А давай так: орел — снимаю, решка — нет».