Кот ушел, а улыбка осталась
Шрифт:
Я тоже закрыл глаза. Поплыли какие-то круги, и я понял, насколько пьян.
— Мистер, здесь посольство на проводе! Мистер!.. — звал портье.
Я посмотрел на Сэма. Он спал.
— Он заснул, повесь трубку, — сказал я. — Надо его в номер отвести.
— А он из какого номера?
— Я не знаю, это ты должен знать.
— Как его фамилия?
— Сэм Пекинпа. Всемирно известный режиссер.
— Здесь все всемирно известные. Сейчас посмотри, __ Портье стал листать книгу регистрации гостей.
Тут в гостиницу ввалилась компания подвыпивших шумных американцев:
— Смотрите, Сэм! Сэм
— Хэлло, Сэм! Как жизнь? Сэм встал и закричал:
— Хеллоу бойз!
Американцы окружили его, начали фотографироваться с ним. А я воспользовался суматохой и слинял.
Утром проснулся. Настроение паршивое. Вспомнил все, что было вчера. Харри, Сэм… Надо улетать!.. Позвонил в представительство «Аэрофлота» в Белграде, узнать, можно ли поменять билет на сегодня.
— Можно, — сказали там, — только поторопитесь. Зашел в номер к Баскакову, сообщил, что улетаю.
— Зачем? Говорят, пока мы кино смотрим, перед тобой звезды на колени падают. Такой успех!
— Эх, не напоминайте, — я рассказал о позорной путанице.
— Поэтому улетаешь?
— Если честно, то — да.
— Напрасно!
— Я уже решил.
— Ладно. Больше никому не говори про то, что она не твой фильм смотрела. И я никому не скажу. Пусть думают, что Харри Андерссон — твоя яростная поклонница.
Собрал вещи, спустился вниз, купил букет цветов, попросил портье доставить цветы с моей визиткой Харри Андерссон в номер. Спросил про Сэма.
— Он здесь. Американцы сняли ему апартаменты.
На такси отправился в представительство Аэрофлота, поменял билет, на том же такси приехал в аэропорт. Прошел регистрацию, сдал вещи, пошел в кафе. Сижу, курю, пью кофе, думаю: «Как индюк хвост распустил и фальшиво блеял на радость публике. Жалкий хвастун!» Тут слышу, среди прочих объявлений на югославском, английском, французском, объявляют по-русски:
— Пассажир Данелия, вас просят подойти к стойке номер пять Аэрофлота, повторяю…
Я подошел к стойке номер пять, там стояла беленькая, голубоглазая девушка в униформе Аэрофлота.
— Я Данелия, меня вызывали.
— Вам телефонограмма, — девушка взяла со стойки листок бумаги и передала мне. Там было написано: «Содруг Данелия, не горюй! Только что выяснилось — Харри Андерссон смотрела твой фильм «Не горюй!». Владимир Баскаков».
Эх, зря я попросил Гордану Иванович не печатать заметку!
Когда Баскаков вернулся в Москву, он рассказал, что в тот день, когда я улетел, во время обеда к их столику подошел Владко Милович и сказал, что ему нужен содруг Данелия. Ему ответили, что содруг Данелия срочно улетел в Москву.
— Передайте ему, чтобы он не расстраивался. Харри Андерссон смотрела его фильм.
— А как вы это выяснили? — спросил Баскаков.
Владко рассказал. Когда я ушел, Харри спросила его:
— Джордж сказал, что и у него в фильме снимался Серго Закариадзе. Что это за фильм, ты видел?
— Нет.
— Хорошо бы выяснить.
И Владко выяснил. Болгарский кинокритик Борис Дмитров объяснил ему: если в фильме, который Харри смотрела, погибает сын старика — это «Отец солдата», а если умирает сам старик — это «Не горюй!».
Харри смотрела фильм, где умирает сам старик.
Баскаков посетовал:
— Жаль, что Данелия это не слышит, он такой мрачный улетел.
Тогда корреспондент газеты «Правда» в Югославии Тимур Гайдар (в этот день он обедал с нашими) сказал, что это можно исправить. Он связался с представительством Аэрофлота в Белграде. Аэрофлот связался со своими в аэропорту. А те вызвали меня к стойке номер пять.
Между прочим. Дал себе слово не хвастаться — не удержался. Простите!
ТРЕТЬЯ МИРОВАЯ
А этот фрагмент не вошел в книгу «Тостуемый пьет до дна», потому что не все, о чем в нем рассказано, я считал достоверным. А сейчас, когда я стал старше и много смотрю телевизор, понимаю, что это не имеет никакого значения.
В 1976 году американцы отобрали «Афоню» для показа на кинофоруме в Лос-Анджелесе, и я должен был полететь туда на три дня. Перед вылетом меня вызвал директор «Мосфильма» Николай Трофимович Сизов и сказал, что фильм Акиры Куросавы «Дерсу Узала» номинирован на «Оскар» за лучший иностранный фильм.
— Пяти номинантам вручают по доске, на которой нарисован голый лысый мужик, — объяснил он и поручил мне эту доску привезти.
В Америку я полетел вместе с кинокритиком Ростиславом Николаевичем Юреневым. В аэропорту Лос-Анджелеса нас встретил сотрудник советского консульства Александр Евгеньевич Сидоров (фамилия и имя условные). Он специально приехал на своей машине из Сан-Франциско (консульство находится там), чтобы встретить нас. По дороге Сидоров сообщил, что жить мы будем в разных гостиницах. Я — в отеле для номинантов на «Оскар», а Юренев в гостинице, которую забронировали организаторы форума, пригласившие фильм «Афоня». Завтра днем будет вручение номинации, а вечером просмотр «Афони» в большом кинотеатре. Сначала приехали в мою гостиницу. Все втроем поднялись в номер. Сидоров взял толстое меню в кожаном переплете (для меня как номинанта в этом отеле все было бесплатно) и заказал по телефону ужин на троих. Сказал, что пока принесут, они с Юреневым съездят в его гостиницу, оформятся и вернутся, и они уехали. А я решил позвонить в Москву. Телефон был кнопочный (в Москве таких еще не было), и я методом «тыка» вышел в город, дозвонился маме и сообщил, что долетел благополучно. Разложил вещи, принял душ. Включил телевизор. Там на экране какой-то афроамериканец в красной кепке и в темных зеркальных очках вылавливал на улицах белых прохожих и нещадно лупил их бейсбольной битой.
Официант в белом кителе с золотыми пуговицами привез на тележке ужин. Накрыл стол на три персоны — постелил скатерть, приборы тарелки, бокалы и выжидающе посмотрел на меня. Я человек опытный достал из кармана пальто «мерзавчик» (маленькая бутылочка водки, 125 граммов) и вручил ему. Официант ушел довольный. Чтобы сэкономить валюту, я покупал в Москве «мерзавчики» и раздавал их вместо чаевых. В этой гостинице я уже вручил такие «мерзавчики» портье и лифтеру. Открыл крышки, там были лангусты и еще что-то красивое и аппетитное. Есть не стал, жду.