Кот в малиновом тумане
Шрифт:
Женский голос, глубокий и чуть хрипловатый, присоединился к мелодии саксофона. Он был цвета старого вина, темный и низкий, он явился из времени, которое прошло, отпевая мужчину, ушедшего навсегда. Потом вступил ударник — бесконечный ритм, точно дождь, барабанящий по крыше, точно кресло-качалка, точно железное сердце поезда, покидающего город…
И после этого — тук-тук-тук, непрерывный ритм дня и ночи. И мужчина, ушедший навсегда. И хрупкий вальс у стен тюрьмы. У стен дома. Тюремный рок… Нет, неправильная песня. Неправильная эра. Неправильные времена. Поцелуй — это только поцелуй, и нужно придерживаться правил. Всегда придерживайся правил. Неважно, как много было этих поцелуев, как много расставаний… Как проходит время. «As time goes by» [35] . «As time goes…» Бай-бай!..
35
«As Time Goes By» — песня из фильма «Касабланка».
— Темпл, — Мэтт наклонился к ней. Он выглядел встревоженным.
Она видела его сквозь мираж, созданный мелодией песни, точно это было залитое дождем стекло уходящего поезда, и он покидал город, или она покидала город, и никто не мог догнать удаляющийся вагон, уловить ритм, поймать стук сердца, дослушать песню.
Двое в дожде, любимый и ты, поцелуи и разлука, и такая знакомая песня… такой знакомый голос…
Рука Мэтта легла на руку Темпл. Он все еще тревожно смотрел на нее. Участие, как мило, но…
Черт возьми! Голос!
Темпл развернулась на стуле, оставив свою руку в руке Мэтта, точно живое существо, свернувшееся в безопасном убежище его теплой ладони. Она смотрела на темную сцену, пронзенную иглами света, пронизанную мелодией, такой знакомой, которая звучала снова и снова.
Силуэт певицы выделялся в пятне света, точно черная бабочка, приколотая булавкой к белому шелку. Ее кожа была белоснежной, цветок в волосах казался сделанным из черного бархата. Ее фигура была темной, как на портретах Эль Греко. Она была окружена сиянием.
Она пела.
Старый, классический блюз в медленном ритме поезда.
Глубокий, подлинный альт, заставляющий каждую косточку в теле Темпл вибрировать, точно струны забытой гитары в пустом складском помещении.
Она все делала зыбким. Прошлое. Настоящее. Мужчину в черном. Мужчину в светлом. Она была такой… знакомой, как песня, и как боль.
— Мэтт!.. — выдохнула Темпл с последним вздохом, который в ней еще оставался.
Он, наконец, оторвал от нее взгляд и обернулся к темной крохотной сцене, которая притягивала Темпл, как сверкающая сеть в серебристом море.
Конферансье, или кто он там был, воспользовался моментом, чтобы добавить свой гладкий сытый баритон к первому номеру вечера:
— А сейчас, леди и джентльмены, прошу вас поблагодарить аплодисментами нашу королеву воспоминаний, нашу несравненную Кармен!
— Я так и знала, — прошептала Темпл. — Кармен. — Она была не столько поражена этим именем, сколько его присутствием здесь. — Это заставляет меня задуматься, что там у нее со второй буквой? Что бы могло значить это чертово «Р»?
— Кармен? — повторил Мэтт в полной растерянности. — Не может быть!.. Это что… Это — лейтенант Молина?
Глава 12
…или Молина на сцене
— Не хотела вам мешать.
Лейтенант К. Р. Молина смотрела на них с высоты своего роста, кажется, еще увеличившегося за последнее время.
— Я заметила вас сразу же, как поднялась на сцену, но вы были так… поглощены друг другом.
Темпл взглянула вниз, на ее ноги. Туфли на платформе с высоченным каблуком!
Да уж, смелости ей не занимать. При ее и так невероятном росте надеть туфли на платформе!.. Черная замша. С ремешками, обвивающими щиколотку. Фасончик сороковых годов, такие носили сестры Эндрюс [36] . Но где же сестры Молины? Может, это выступление называется «Действуй, сестра»? Но нет, Молина явно поет соло, звезда эстрады, надо же…
36
Сестры Эндрюс — американское вокальное трио 30–40-х г.г.
— Вы были потрясающи, — сказал Мэтт, внезапно перейдя от смущения к излияниям восторга. — Мы как будто слушали старую запись, пленку… в смысле, CD, — быстро поправился он. Темпл могла поспорить, что в семинарии не слишком распространены CD-плееры.
Молина позволила себе скромно улыбнуться. Ух ты, боже мой! — подумала Темпл. — С этой орхидеей за ухом она просто смешно выглядит! При ее росте ее можно принять за акацию в цвету.
— Не возражаете, если я посижу с вами? У меня десятиминутный перерыв.
— Конечно! — Мэтт ринулся за третьим стулом, позаимствовав свободный у соседнего столика.
Молина уселась между ними, умиротворенно улыбаясь то одному, то другому, точно незамужняя тетушка, которая точно знает, что ее неожиданный визит нарушает все планы хозяев.
Теперь, когда туфли Молины скрылись под столом, Темпл с кислым видом разглядывала ее наряд: темно-синее, почти черное бархатное платье с драпировками, тоже фасона сороковых, и, как вся одежда этой эпохи, одновременно строгое и коварное облегающее, точно змея.
— В прошлый раз, когда вы появились в Конференц-центре, — спросила Темпл с внезапным подозрением, — ну, когда на меня напал убийца с книжной ярмарки, и все пожарное депо было поднято на ноги… Вы тогда тоже были одеты в какой-то винтажный наряд. Черный креп с медными бусинками!
Это прозвучало, как обвинение.
— Какая память! Вы меня поймали, — Молина развела руками, показывая свою якобы беспомощность. — Я не могу выступать здесь на постоянной основе, но прихожу время от времени и пою, когда бываю свободна. Копы тоже имеют право на хобби.
— Хобби! — воскликнул Мэтт. — Да вы профессионально поете!
— Возможно, — Молина улыбнулась медленной улыбкой, адресованной, скорее, не собеседнику, а себе самой. — То, что я пою, не слишком-то популярно. Мне повезло найти место, в котором согласились считаться с моим расписанием. А вы меня на самом деле не заметили, да?
— Ну… — Мэтт посмотрел на Темпл.
— Мы даже не ожидали, что тут живая музыка, — сказала она быстро, проклиная себя за свою ненаблюдательность. Это Мэтт так на нее действовал. И лейтенант Молина явно пришла к такому же заключению. — Мы здесь никогда раньше не были…