Кот в малиновом тумане
Шрифт:
Теперь телефонная трубка снова, как в прошлый раз, была прижата к его левому уху, а правая рука бездумно чертила кружочек за кружочком на странице блокнота.
— Кто, вы сказали, был помощником пастора, когда отец Фернандес служил в Святом Розарии?.. Фрэнк Буцек. А как мне с ним связаться? Я знаю, что прошло много времени… Семинария Святого Винцента. Индиана.
Мэтт прилежно повторил информацию, делая вид, что записывает. Делая вид — но не нацарапав ни одной буквы. Да он и не смог бы, наверное, потому что все его внутренности сжались в ледяной железный комок.
Отец Фрэнк Буцек. Давным-давно, сто лет назад, он был помощником
Его образ явственно нарисовался перед глазами на белой стене спальни. Обычный мужчина в черной сутане. Лысеющий, с высоким лбом и серыми глазами, острыми, как ножи. Преданный делу, энергичный — еще один идеальный пастырь. А задолго до семинарии он, значит, помогал отцу Фернандесу в его служении в Святом Розарии в Темпе. Ниточка от прихода Девы Марии Гваделупской привела Мэтта прямиком к собственному церковному прошлому.
Отец Фартер — так называли его старшие семинаристы. Мэтт тогда не знал, почему. Позже узнал: эта кличка происходила от Фрэнка Фартера, любителя переодеваться в женскую одежду, из телеспектакля «Ужас на скалах». В те дни Мэтт знал, о чем эта пьеса, только по пересказам. Он подозревал, что полиция нравов запрещала ее в пятидесятых годах. А сегодня фильм по ней стал культовым — явно не потому, что был хорошим, а как раз по причине его отвратительности.
Кличка не несла никакой многозначительности, она просто демонстрировала непочтительность и безобидный бунт семинаристов: жизнь взаперти, с постоянной зубрежкой и молитвами нуждается в некоторой дозе здорового непослушания. Отец Фрэнк был весьма строг, Мэтт это помнил сам, и мог бы в этом поклясться. У наставника была еще одна кличка: отец Проныра. Вспомнив о ней, Мэтт улыбнулся: она как раз имела смысл. У отца Буцека было, казалось, больше глаз, чем у картошки из Айдахо. Он всегда знал обо всех шалостях и проказах семинаристов. От него ничего невозможно было утаить, от этого отца Проныры.
Мэтт не то чтобы откладывал попытку беседы с ним по поводу отца Фернандеса. Он вообще не хотел контактировать с Буцеком. Если на свете есть кто-то, кто спрашивает с вас строже, чем родители, когда вы покидаете церковь, то это ваш духовный наставник, который знает вас вдоль и поперек, или, по крайней мере, знает вас настолько, насколько вы сами себя знаете.
Звонить отцу Буцеку и признаваться в отходе от церкви было для Мэтта таким же тяжелым испытанием, как сам отказ от сана. Это было хуже, чем разочаровать родителей. Это было как разочаровать крестного отца, которого у Мэтта никогда не было в семейном смысле этого слова. Настоящего крестного, который стоит лишь на несколько ступенек ниже самого Отца Небесного.
Отца…
Клифф Эффингер мертв, напомнил себе Мэтт и разжал кулак, стиснувший трубку.
Так или иначе, это не означало, что он сбежал от всех отцов к своим собственным терзаниям.
Двадцать четыре часа спустя Мэтт сидел на том же месте, открыв потрепанную телефонную книжку на странице с номером семинарии Святого Винсента. Это была пустая формальность, потому что он помнил телефон наизусть.
За двадцать четыре часа у него была куча возможностей как следует обдумать и отрепетировать предстоящий разговор. Этот процесс напомнил ему мучительные приготовления к исповеди в детстве. Никто так скрупулезно не подсчитывает свои грехи, как десятилетний мальчишка, перечисляющий плохие поступки: жадность, вранье и разнообразное «дурное отношение к ближнему».
Те детские исповеди были сами по себе кучками хорошо организованной лжи: ничего из настоящей обстановки, окружающей Мэтта дома, ни разу не просочилось в них. Ничего даже отдаленно похожего не упоминалось в катехизисе, над которым дети корпели, готовясь к каждому следующему таинству.
Мэтт снял трубку и набрал номер, когда-то более родной, чем его домашний телефон в Чикаго.
— Семинария Святого Винцента, — ответил мужской голос.
— Я бы хотел поговорить с отцом Фрэнком Буцеком.
— Отцом… как вы сказали?
Мэтт улыбнулся. Голос был низкий, но совсем юный. Кого-то из новичков заставили дежурить на телефоне.
— Отцом Буцеком, — повторил Мэтт. — Он преподаватель и духовный наставник.
— Но никакого отца Буцека у нас нет.
Не постыдное ли трусливое облегчение разлилось у Мэтта внутри? Облегчение перешло в недоверие, недоверие превратилось в раздражение.
— Проверьте список, — предложил он, едва сдерживаясь.
— Минутку.
Минутка оказалась длинной. Мэтт ждал, ненавидя непонятную тишину в трубке. Этот звонок, который он так не хотел делать, внезапно стал просто жизненно необходимым. Сейчас, когда он все-таки решился поговорить с отцом Буцеком, он хотел, чтобы это уже, наконец, случилось. Или желал знать, почему это невозможно.
— Я могу вам помочь?
Мэтт встрепенулся, услышав голос пожилого, даже старого человека. Несмотря на несколько дребезжащий тембр, тон был уверенным. Мэтт вновь почувствовал себя зеленым семинаристом, застигнутым за совершением нехорошего поступка.
— Я пытаюсь связаться с отцом Буцеком, — сказал он, не сомневаясь, что этот старикан должен помнить имя.
— Простите, но отец Буцек больше не работает в нашей семинарии.
Не работает?.. Да не может быть! Конечно же, он там! Он сам и был семинарией Святого Винцента, Мэтт всегда так считал. Памятники не меняют избранных мест.
— И куда он подевался? — выпалил Мэтт, тут же устыдившись своей невежливости.
— Я не могу вам этого сказать.
Еще один удар под дых. Теперь Мэтт вспомнил того, кому принадлежал голос. Старый отец Картрайт, ризничий. Как так вышло, что эта развалина все еще там, а отца Буцека нет? И почему такая таинственность?
— Ох, как жалко, — Мэтт взял себя в руки и теперь разговаривал своим нормальным, спокойным тоном. Он пустился по накатанной дорожке: начал хорошо отрепетированные песни и танцы вокруг якобы грядущего чествования отца Фернандеса и шоу «Вся ваша жизнь». Он и сам уже почти поверил во все это.
— …И, — закончил он свое бойкое вранье, — отец Буцек был помощником отца Рафаэля в его первом пастырском служении. Было бы так замечательно пригласить его на чествование. Приход готов оплатить проезд… если это не чрезмерно далеко, типа Гавайских островов, — Мэтт обаятельно рассмеялся над немыслимостью такого предположения.
— Ну, совсем не так далеко, — отец Картрайт смягчился, в его голосе явно послышалась скупая улыбка. — Но…
Мэтт насторожился. Что-то было не так. Может, церковь охватила паранойя из-за всех этих судебных процессов над священниками? Местонахождение священнослужителей, переведенных в другой приход, никогда не было государственным секретом.