Котенок. Книга 3
Шрифт:
«Расскажи, Снегурочка» мы с Алиной исполнили четыре раза. Столько же раз сегодня спели «У леса на опушке». Ещё дважды я изображал оленевода. А вот о песнях «Котёнок» и «Гимн ПТУшника» школьники сегодня не вспомнили. Но заставили Алину трижды повторить «Ты возьми моё сердце».
«Солнечные котята» в паузах между песнями опустошили две фляги, куда перед концертом Веник заранее перелил из бутылок портвейн. Повеселевший после портвейна Рокотов заявил, что дуэт «Шурика и Нины» понравился публике. Сказал, что мы будем использовать его и на других выступлениях.
Среди толпившихся около сцены поклонниц ансамбля я и в этот вечер не увидел своих
А ещё, в паузах между песнями, мне дважды почудилось, что в глубине зала раздавался заразительный смех Оли Ерохиной — той самой девчонки, которая прежде никогда не посещала подобные мероприятия.
— … Как пойдёшь за порог — всюду иней, а из окон парок синий-синий.
Я опустил микрофон — улыбнулся стоявшей по левую руку от меня Волковой. Отметил: у Алины порозовели щёки, и чуть смазалась помада. Ярко-голубые глаза Волковой смотрели на меня игриво, весело и совершенно не устало.
Из динамиков ещё звучала музыка. Публика танцевала; старшеклассники давили обувью лежавший на полу бумажный серпантин и будто не замечали, что в зале зажгли свет. Дружинник, дежуривший около сцены, потирал сонные глаза.
Ко мне подошёл Рокотов и сообщил:
— Всё. Баста, карапузики, кончилися танцы.
В репетиционном зале Рокот первым делом выстрелил из хлопушки, осыпав комнату разноцветным конфетти. Белла тут же отыскала на полу среди бумажных кружков обещанный производителями хлопушки «сюрприз» — радостно продемонстрировала нам маленькую пластмассовую фигурку черепахи. Музыканты расселись вокруг стола, закурили и зажгли бенгальские огни. Рокотов вручил огни всем: и своей подружке, и мне, и Алине. Он толкнул пламенную речь, пока Веник доставал очередную бутылку «Кавказа». Заявил, что тысяча девятьсот восемьдесят первый год стал для него и для ВИА «Солнечные котята» удачным. Признался, что он с нетерпением ждёт следующий год — особенно лето, когда вместе с ансамблем поедет в Москву. Он сказал, что уверен: «Солнечные котята» пробьются в финал всесоюзного конкурса. Пообещал, что рудогорский ВИА обязательно покажут по телевидению.
— А в этом году мы закончили с выступлениями, — сказал он, — на очень хорошей ноте. Мы молодцы.
Сергей взял наполненный Веней Любимовым стакан. В этот раз от порции портвейна не отказался никто. Догоревшие палочки бенгальских огней легли в пепельницу.
Рокотов поднял стакан над головой, привстал и провозгласил:
— Давайте выпьем за то, чтобы следующий год стал для нас таким же удачным, как и этот!
Зазвенели встретившиеся над столешницей стаканы. Портвейн приятно согрел мой полупустой желудок. Парни затянулись табачным дымом. Алина снова отказалась от предложенной Рокотом сигареты, накрыла тёплой ладонью мою руку. Я поднёс её пальцы к губам, поцеловал — заметил, как вздрогнул при этом Чага. Боря Корчагин нервно затянулся табачным дымом, посмотрел мне в глаза. Я прочёл в его взгляде недовольство и… вызов. Проигнорировал их — зажал Алинины пальцы между своими руками. Волкова улыбнулась, положила голову мне на плечо. На Чагу она не смотрела. Алина слушала рассуждения Сергея Рокотова об участии ВИА «Солнечные котята» в летнем всесоюзном конкурсе. Рокот под действием алкоголя предался мечтам: рассуждал о том, как его ансамбль покорит Москву, а потом и весь Советский Союз. Поглаживал руку Беллы и постукивал по краю пепельницы сигаретой.
Запасы «Кавказа» закончились неожиданно быстро: Веник убрал под стол пустую бутылку и покачал головой в ответ на вопросительный взгляд Рокотова. Я отметил, что «оно и к лучшему». Изабелла улыбнулась — словно согласилась с моими мыслями. Потому что две фляги портвейна музыканты опустошили ещё во время концерта. И теперь выглядели скорее пьяными, чем трезвыми. Да и громкие разговоры парней всё больше отклонялись от музыки и Нового года — задевали привычные «пацанские» темы, которые во все времена обсуждали в чисто мужском кругу. «Ну, лучше уж о машинах и о женщинах, чем о политике», — подумал я. Видел: Белле разговоры парней не понравились. Но она не сделала музыкантам замечание — попросила Алину помочь ей отнести в костюмерную ДК наряды Снегурочки и Деда Мороза. Волкова вскочила с места; перед уходом она чмокнула меня в щёку — Чага снова вздрогнул.
Минута не прошла после того, как девчонки вышли за пределы зала — Боря Корчагин решительно затушил в пепельнице сигарету (уронил на столешницу палочки от бенгальских огней), поправил очки и грозно посмотрел мне в глаза.
— Котёнок! — сказал он. — Давай-ка выйдем. Поговорим.
«Блеск глаз после употребления алкоголя — это результат расширения капилляров и увеличения кровотока в глазах…» — вспомнил я отрывок из прочитанной в интернете статьи.
Спросил:
— Ты уверен, что в состоянии… говорить?
— Уверен!
Чага резко встал, опрокинул стул. Обсуждавшие сходство гитары и женской фигуры музыканты замолчали, посмотрели на Борю. Веник и Бурый улыбнулись — Рокот нахмурился.
— Чага, остынь! — сказал Сергей.
— Нет, уж! — ответил Боря. — Я ему всё скажу!..
Он смотрел на меня сверху вниз. Его очки медленно скользили по переносице к кончику носа. Корчагин прижимал мост оправы к лицу, но очки тут же возобновляли движение.
— Здесь скажи, — потребовал Рокотов.
Чага помотал головой.
— При всех… не буду, — заявил он. — Это касается только его и меня!
Я пожал плечами. Взглянул на свой стакан, где ещё оставался портвейн; отодвинул его в сторону (хоть и предчувствовал, что к моему возвращению спиртное «испарится»). Выбрался из-за стола.
— Ладно, — сказал я. — Пойдем, пообщаемся.
Корчагин склонил голову и устремился к выходу. Мне показалось, что он протаранит дверь лбом. Но Чага всё же заметил преграду и резко дёрнул за ручку. Скрипнули дверные петли: дверь задрожала, но приоткрылась. Музыкант оттолкнул её и шагнул за порог. Рокот, Веник и Бурый молчали. Тишину нарушали только звуки шагов Чаги, тихое потрескивание оконных рам и тиканье настенных часов. Я поправил воротник своей рубашки и последовал за Борей. Почувствовал, что в коридоре Дворца культуры теплее, чем в репетиционном зале. И здесь не пахло табачным дымом — я уловил в воздухе лишь коктейль из ароматов женских духов: совсем недавно тут прошли Алина и Белла. Чага убедился, что я иду за ним, и рванул к ближайшему повороту, около которого помигивала на потолке лампа (она будто подавала сигналы при помощи «морзянки»).
За поворотом запах духов не ослаб. Словно Корчагин не случайно зашагал именно в эту сторону, а принюхивался к ещё витавшему в воздухе ароматному шлейфу. Но Боря не пошёл к костюмерной. Он будто вдруг вспомнил, зачем покинул беседовавших «о вечном» коллег. Сбавил шаг. Подошёл к окну, сжал кулаки, обернулся и встретил меня хмурым взглядом. Боря резко выдохнул — к ароматам духов добавился выхлоп от портвейна. Я будто на скорости прошёл мимо Чаги: нарочно встал так, чтобы видеть проход к репетиционному залу. На улице мела вьюга. Но я словно смотрел на неё по телевизору. Потому что рядом с жарившими во Дворце культуры на полную катушку батареями зимний холод не ощущался — напротив, мне было жарко и душно. А от выпитого на голодный желудок портвейна чуть кружилась голова.