Котт в сапогах
Шрифт:
– Чпок! – Каким-то образом все четверо сумели протиснуться в дверь и исчезли в темноте.
Выйдя на крыльцо и прислушавшись к стремительно удаляющемуся треску кустов, я покачал головой.
– А ведь они не в ту сторону побежали. Там как раз столица…
– Так их ведь поймают! – ахнул Бурый.
– Тук-тук! – постучал себя по голове крылом Транквилл. – Есть кто дома? Кто их поймает?
– Ну этот… как его… шериф со стражниками! А-а-а…
– Дошло? Ладно, вы как хотите, а я спать. Приличные петухи ложатся спать с курами! Мне, между прочим, рано вставать
– Только попробуй опять закукарекать посреди ночи! – рыкнул Бурый. – Загрызу!
– Попрошу вот без этих угроз! Ничего не могу поделать, природа у меня такая – первым приветствовать солнце!
– А моя природа терпеть не может, когда меня будят посреди ночи! Я тебя предупредил: – поприветствуешь солнце – это будет последний раз, когда ты его приветствуешь.
– Все, хватит! Сейчас ужинать и спать! Иголка, я осмотрел конюшню, там сплошные щели в стенах и крыша протекает, так что тебе лучше тоже устроиться в избе – холодно и дождь, кажется, скоро будет.
– Есть, капитан!
Я запер ставни, прикрыл дверь и устроился на лавке рядом с печкой. Продолжающего кашлять Бурого уложили тут же, укрыв всеми тряпками, что нашлись в доме. Петух устроился на печке рядом с трубой, распушил перья и мгновенно заснул. Иголка тоже заснула почти сразу, один я маялся, глядя на пляшущий в летке огонь.
Конечно, решение спасать Бурого было весьма благородным. Очень, я бы даже сказал, в традициях фон Коттов. Помнится, дядя мой по отцовской линии как-то охотился на кабана. В пылу погони он оторвался от остальных охотников, но кабана все же догнал – на свою голову. Взбешенный свин, видя, что уйти не получится, развернулся и атаковал противника. Лошадь испугалась, сбросила наездника и ускакала, к счастью уведя кабана за собой. А дядя несколько миль до лагеря пер на плечах своего пса, которому кабан повредил лапу. Дядя тогда сильно ударился головой и, скорее всего, не совсем соображал, что делает, но остальные охотники сочли его поступок весьма достойным. Впрочем, возможно, он и впрямь поступил тогда осознанно – ведь ставка была не столь высока.
Я посмотрел на свои лапы. Выпустил и спрятал когти. Никогда в жизни больше не взять мне в руки меч. Никогда не ощутить сладости вина, никогда не обнять женщину… И еще много разных «никогда». Интересно, проживу я в кошачьей шкуре кошачий век или человеческий? И ведь даже непонятно, хочу ли я прожить так долго, если придется все это время оставаться котом.
Ведьма! Вот ведь одарила проклятием!
Я честно попытался разозлиться на Коллет, но ничего не вышло. Мы все оказались заложниками глупейшего стечения обстоятельств – и я, и она. Если вспомнить, что ей пришлось пережить за лето, вряд ли можно осуждать некоторую ее несдержанность. Да и вообще я не мог на нее сердиться…
Если подумать, злая шутка, которую сыграла со мною ведьма, обратилась в добро для многих. Андрэ из туповатого разбойника стал маркизом и женихом принцессы. Пусть он по-прежнему не блещет умом, но будущему королю это и необязательно, особенно – когда рядом будет такая королева. И в том, что Анну удалось так быстро найти, тоже есть моя заслуга. А кто помог избавиться от Мордауна?.. Подумать только – если бы Коллет тогда не заколдовала меня, я, скорее всего, занимал бы сейчас какую-то не очень высокую должность при коменданте захолустного Либерхоффе и подыхал бы с тоски.
«И был бы счастлив! – встрял мой внутренний голос. – Вспомни, ты ведь мечтал жить спокойно!»
«Черта с два! – показал я внутреннему голосу воображаемый кукиш. – Тебе прекрасно известно, что у меня не получается спокойно жить. Месяц-другой такой жизни, и я начинаю сходить с ума от скуки».
«Ты уже не мальчик, пора бы остепениться!»
«Да, да, жениться на богатой невесте, наплодить кучу маленьких фон Коттов, заплыть жиром и однажды помереть в своей постели».
«Твои предки не видели в этом ничего предосудительного!»
«Я тоже не вижу. Но и жить так не желаю!»
«Тебе и не придется теперь. Даже если захочешь!»
Я сердито оборвал спор. Мало того что как безумец разговариваю сам с собой, так еще и ругаюсь… Похоже, я потихоньку схожу с ума. Впрочем, неудивительно! В моем положении как раз было бы странно остаться полностью в своем уме. Возможно, со временем я окончательно свихнусь… Наверное, это даже будет благом для меня.
Что же все-таки делать с Бурым? Может, оставить его в избе? Все крыша над головой. Оставить ему еды. Добраться до Куаферштадта, вернуть себе человеческое тело, а потом можно будет вернуться и забрать пса с собой. Вот только как поступят разбойники утром? Это ночью они напугались так, что готовы были бежать без оглядки до самой столицы. А что будет, когда взойдет солнце и развеет ночные страхи? Вполне вероятно, они убедят себя, что им просто привиделись и лающий петух, и разговаривающий кот. Во всяком случае, меньше всего я верю в то, что они действительно явятся в церковь, покаются и начнут праведный образ жизни. Скорее уж решат перебраться на другую дорогу, но перед этим вполне могут заявиться в избу – забрать оружие и награбленное добро. Тогда Бурому не поздоровится.
Нет, придется тащить его с собой. Лишь бы он окончательно не разболелся…
Мои опасения, к счастью, не оправдались. Утром Бурый, конечно, не скакал здоровым щенком, но чувствовал себя значительно лучше. Иголка тоже выглядела отдохнувшей. Единственной хмурой физиономией в отряде мог похвастаться только я, поскольку заснул лишь под утро. Ну и Гай Светоний Транквилл сердито топорщил гребень и подозрительно разглядывал меня и Бурого. Наконец, не выдержав, он сердито проскрипел:
– Ну? И кто это сделал?
– Что сделал?
– Не прикидывайтесь невинными цыплятами! Это было унизительно! И подло с вашей стороны – воспользоваться тем, что я плохо вижу в темноте!
– А что случилось? – поинтересовалась Иголка.
– Кто-то из этих… я даже не знаю, как их назвать! Но подозреваю, что только извращенный человеческий ум мог придумать такую подлость!..
– Попрошу без голословных обвинений. – Я застегнул ворот плаща, скрывая ухмылку. – Если видел меня, так и скажи.