Коварные пески
Шрифт:
— Конечно, это очень радостное событие.
Миссис Линкрофт улыбнулась.
— Все изменится к лучшему. Прошлое забудется.
Я кивнула.
— Стану молиться, чтобы был мальчик, — сказала миссис Линкрофт. — И чтобы он был похож на Боумента. Не сомневаюсь, что сэр Уилльям захочет, чтобы ребенка назвали этим именем. Может быть, если в доме появится другой Боумент, все смирятся с потерей первого.
— Жаль, что до сих пор этого не произошло.
— Ах, его все так любили. Если бы он был хоть немного менее красив, менее обаятелен, тогда бы было легче. Единственное,
— Но у сэра Уилльяма есть еще внучка, Оллегра.
— Незаконная дочь Нейпьера! Но она лишь напоминает сэру Уилльяму о пережитых неприятностях.
— Но в том не ее вина.
— Нет, конечно. Ее присутствие тем не менее тягостно сэру Уилльяму. Мне кажется, однажды он был уже близок к тому, чтобы отправить ее отсюда.
— Видимо, он очень любит высылать близких из Лоувет Стейси.
Миссис Линкрофт холодно на меня посмотрела. Я поняла, что она считает с моей стороны бесцеремонным так отзываться о сэре Уилльяме.
— Но вы же не станете отрицать, — сказала она, — что присутствие Оллегры может быть для него мучительным.
— Мне жаль девочку, если он от нее не скрывает это.
Ну, вот я кажется опять неодобрительно отозвалась о сэре Уилльяме, и миссис Линкрофт довольно резко произнесла:
— Оллегра всегда была трудным ребенком. Возможно, было бы лучше, если бы ее не стали здесь воспитывать.
— Для нее это было бы очень тяжело. Мать ее оставила, отца она, можно сказать, не знает, и еще дедушка от нее отказывается.
Миссис Линкрофт пожала плечами.
— Со своей стороны я делаю все, что могу, — сказала она. — С такой девочкой, как Оллегра, приходится нелегко. Если бы она была хоть немного похожа на Элис… — и миссис Линкрофт посмотрела на меня озабоченно. — Как вы считаете, Элис послушная девочка?
— Она прелестная девочка, умненькая и умеет себя вести.
К миссис Линкрофт вернулась ее прежняя добросердечность.
— Ах, как бы мне хотелось, — сказала она со вздохом, — чтобы Оллегра была хоть немного такой, как Элис. Но боюсь, что этот ребенок ко всему прочему и не чист на руку.
Я тут же вспомнила о шарфе.
— Нет, пока ничего серьезного, — быстро добавила миссис Линкрофт, — но она склонна считать, что можно взять чужую вещь, не спросив разрешения, если потом положить ее на место.
— Мне кажется, Оллегра боится своего деда.
— Естественно, она относится к нему с большим почтением. Как и Эдит. Но Эдит такая слабовольная. Это, конечно, не такой уж большой недостаток, но она к тому же еще очень нервная. Ее все путает. Она боится грозы. Боится кого-нибудь обидеть. Рождение ребенка пойдет ей на пользу.
И тут я спросила:
— А что вы думаете обо всех этих разговорах про непонятный свет в часовне?
Она пожала плечами.
— Слуги только и говорят о нем. Я думаю, это чей-то розыгрыш. Кому-то не хочется, чтобы прошлое было забыто.
— Но почему?
— Наверное, кто-то держит зло на Нейпьера. А может, просто делает это ради шутки, злой шутки.
— Видимо, сами эти жутковатые развалины наводят на мысль о привидении.
— Этот свет видели там еще до того, как часовня была разрушена. Точнее, он появился с тех пор, как вернулся Нейпьер. А затем случился пожар, и некоторое время спустя свет снова появился.
— А что Нейпьер думает об этом?
Миссис Линкрофт пристально на меня посмотрела.
— Вы, миссис Верлейн, можете знать об этом не хуже меня.
Значит, эта невозмутимая, скрытная женщина догадывалась о том, что Нейпьер неравнодушен ко мне, а я к нему. Мне стало не по себе, и я переменила тему. Мы заговорили о саде, и она с большой охотой начала рассказывать мне о цветах, которые были ее страстью. Когда эта тема была исчерпана, я ушла.
Сгущались сумерки. У меня шел трудный урок с Оллегрой, и незадолго до его конца, вошла Элис.
— Я посижу здесь, чтобы сразу быть готовой к нашим занятиям.
Она села у окна. Урок еще не закончился, когда Элис вдруг сказала:
— Опять появился. Я видела.
Оллегра бросилась к окну. Я последовала за ней.
— Он был там, я видела свет совершенно отчетливо, — объяснила Элис. — Подождите минутку. Да, вот он опять. Смотрите!
Действительно, появился свет. Он горел неподвижно, как огонь маяка, а затем исчез.
— Вы видели, миссис Верлейн? — спросила Элис.
— Да, видела, — призналась я.
— Вы ведь не станете теперь говорить, что его нет.
Не отрывая взгляд от темнеющего ельника, я отрицательно покачала головой. Свет ярко горел в темноте несколько секунд, а затем исчез.
Я чувствовала, как порывисто дышит рядом со мной Оллегра. Мне стало неловко, что я подозревала ее в злой шутке. Но теперь никаких сомнений в ее невиновности не осталось.
Я твердо решила выяснить, отчего возникает этот свет, и однажды вечером незаметно выскользнула из дома и пошла через лужайку к ельнику.
На опушке я приостановилась. Меня охватило почти необоримое желание вернуться назад. В сгустившихся сумерках все выглядело таким жутким. Эти истории с привидениями, над которыми легко смеяться днем и в компании с кем-нибудь, в темноте и одиночестве уже не кажутся столь безобидными. Идти сейчас в часовню и ждать там (что было моим: первоначальным планом) — на это у меня теперь не хватало духа. Встав у одной из елей, я начала всматриваться в мутную темноту. Наверное, я напрасно пришла. Привидения не являются по заказу. Нет, я просто ищу предлог, чтобы уйти. Затем я подумала, не вернуться ли в дом и позвать Элис или миссис Линкрофт. Но они могут подумать, что я просто горю желанием доказать, что это чья-то шутка, а не привидение Боумента. У меня не шло из головы замечание миссис Линкрофт, которое она сделала насчет Нейпьера. И тут меня поразила внезапная мысль. Что если Роума пришла однажды в часовню? Что если она увидела нечто такое, что не предназначалось для чужих глаз? От этой мысли у меня мурашки побежали по спине. Мне было легко представить, с каким скептицизмом могла отнестись Роума к слухам о привидении и решить во что бы то ни стало доказать их нелепость.