Ковчег Спасения

Рейнольдс Аластер

— А у тебя, похоже, изменились планы, Клавейн. С каких пор тебя так беспокоит эвакуация Ресургема?

Клавейн посмотрел на Фелку.

— Просто оказалось, что с возвращением орудий не все так просто. Мне пришлось сделать трудный выбор, более трудный, чем хотелось… И я его сделал.

— Хочешь сказать, они тебе больше не нужны?

Клавейн улыбнулся.

— На самом деле, нужны. Как и тебе. Но думаю, мы сможем договориться, не так ли?

— У нас еще масса дел, Клавейн. Я имею в виду не только эвакуацию населения. Как я понимаю, ты решил, что я позволю Подавляющим жить спокойно?

Он покачал головой.

— Нет. На самом деле, у меня даже в мыслях не было.

— Я

умираю, Клавейн. У меня нет будущего. При правильном уходе я протяну еще недель пять-шесть, но не больше. Подозреваю, в каком-нибудь другом мире с этим могли бы справиться — с технологиями, которые использовали до Эпидемии. Но для этого меня придется заморозить, а я этого терпеть не могу. Честно говоря, хватило. Итак, я считаю вопрос решенным… — она чуть приподняла иссохший кулачок и стукнула по одеялу. — Я завещаю тебе этот треклятый корабль. Когда мы закончим эвакуацию, ты увезешь на нем людей — подальше отсюда. Сейчас я передаю его тебе. Он твой.

Вольева повысила голос — должно быть, это стоило ей немалых усилий.

— Ты меня слышишь, Капитан? Теперь это корабль Клавейна. Таким образом, я ухожу в отставку как Триумвир.

— Капитан?.. — неловко спросить Клавейн.

Она улыбнулась.

— Не волнуйся, в свое время все узнаешь.

— Я позабочусь о беженцах, — сказал Клавейн. Он был почти потрясен. — Честное слово… Обещаю, Триумвир. Я тебя не подведу.

Вольева остановила его, вяло махнув рукой.

— Я верю тебе. Ты из тех, кто не сворачивает с полдороги.

Клавейн почесал бороду.

— Остается еще одна вещь.

— Орудия? Кто их получит? Не волнуйся. Я уже все продумала.

Она смолкла. Клавейн ждал, изучая невнятные выпуклости и впадины на одеяле, в которых было трудно узнать человеческое тело.

— Итак, мое предложение, — голос Вольевой звучал чуть громче, чем вздох ветра. — Обсуждению не подлежит. Ты… Как тебя…

— Антуанетта, — почти неуверенно пробормотала девушка.

— М-м-м…

Казалось, это самая неинтересная вещь, которую она слышала.

— А твой корабль… грузовоз… на самом деле такой большой и быстрый, как тут говорили?

Антуанетта неуверенно пожала плечами.

— Я думаю.

— Тогда я его беру. Когда мы закончим эвакуацию, судно тебе больше не понадобится. Вам лучше убедиться, что сделаете работу, прежде чем я умру.

Клавейн посмотрел на Антуанетту, затем на Вольеву.

— Для чего тебе ее корабль, Илиа?

— Слава, — рассеянно произнесла она. — Слава и освобождение. А ты что подумал?

Антуанетта сидела на мостике корабля. Это был ее корабль, а до этого он был кораблем ее отца. Корабль, который она сначала любила, потом ненавидела. Корабля, который был частью ее жизни, частью ее самой. Это их последнее свидание. Хорошо это или плохо, но в жизни все меняется. И сейчас что-то заканчивается. То, что началось, когда она покинула Карусель во исполнение смешной детской клятвы. Но эта клятва была порождением доброты и любви. И благодаря ей Антуанетта оказалась в самом сердце войны, стала причастна к великой всесокрушающей исторической машинерии. Если бы знать, если бы иметь хоть малейшее представление о том, что произойдет… Что ее втянут в историю с Клавейном, которая началась за сотни лет до ее рождения, что ее вырвут из привычного мира, привычной обстановки, что ее занесет в такую даль, на много световых лет от дома, на десятилетия в будущее. Наверно, у нее бы духу не хватило… или наоборот. Она заглянула бы страху в глаза и с упрямой решительностью сделала бы то, что пообещала себе годы много лет назад. Да, скорее всего, именно так бы и было. Упрямство

не лечится. Если это и не было ее девизом, то теперь, наверно, станет. Скорее всего, папа был бы не в восторге… или нет? Почему-то Антуанетта была почти уверена: в глубине души он бы согласился и, возможно, даже гордился бы ей.

— Корабль?

— Да, Антуанетта?

— Знаешь… ладно. Сдаюсь. Можешь называть меня Маленькая Мисс.

— Это всегда было просто игрой, — Тварь, или, точнее, Лайл Меррик, выдержал выразительную паузу. — И у меня неплохо получалось, что скажешь?

— Папа был прав, что доверял тебе. Ты действительно обо мне заботился, верно?

— В силу возможности. Не все получалось так, как я надеялся. Но ты, честно говоря, не облегчала мне задачу. Полагаю, что это было неизбежно, учитывая наследственность. Твоего отца при всем желании трудно было назвать осторожным. А ты — то самое яблоко, которое от яблони недалеко падает.

— Но мы с этим жили, — сказала Антуанетта. — И до сих пор живем. И это чего-то стоит, как думаешь?

— Полагаю, так.

— Корабль… Лайл…

— Антуанетта?

— Ты знаешь, чего хочет Триумвир?

Несколько секунд Лайл Меррик не отвечал. Всю свою жизнь девушка думала, что субличность делает паузы для вящего правдоподобия, но дело оказалось в другом. Сознание симуляции работает со скоростью, очень близкой к скорости обычного человеческого мышления. Паузы указывали на самый настоящий самоанализ.

— Да, Ксавьер информировал меня.

Антуанетта обрадовалась. По крайней мере, эту часть соглашения ему открывать не надо.

— Когда эвакуация закончится — в смысле, когда мы заберем столько людей с планеты, сколько успеем, — Триумвир хочет использовать «Штормовую Птицу» в своих целях. Она говорит, для славы и освобождения. Звучит как миссия камикадзе.

— Мне тоже так показалось, — синтезированный голос Лайла Меррика звучал абсолютно спокойно. — Насколько я понял, Илиа умирает. Поэтому это не будет самоубийство в обычном смысле… но, честно говоря, разница несущественна. Мне кажется, она хочет некоторым образом искупить свое прошлое.

— Хоури — ее напарница — говорит, что Вольева — не монстр, как думают люди на планете.

Антуанетта пыталась копировать ровный деловитый тон Меррика. Они ходили вокруг да около, и никто не хотел первым сказать о том, ради чего начался разговор.

— Думаю, она все-таки натворила каких-то дел.

— Тогда это касается нас обоих, — произнес Меррик. — Да, Антуанетта, я знаю, о чем ты беспокоишься. Но не стоит за меня волноваться.

— Она думает, ты просто корабль, Лайл. И никто не скажет ей правды, так как им очень сильно нужна ее помощь. Но даже если и расскажут, ничего не изменится…

Антуанетта запнулась. Ей было очень грустно, и она ненавидела себя.

— Ты умрешь, верно? В конце концов, и… это могло произойти черт знает сколько лет назад. Если бы папа и Ксавьер не помогли тебе.

— Я заслуживаю этого, Антуанетта. Я сделал нечто ужасное и ушел от наказания.

— Но, Лайл…

У нее защипало в носу. Слезы подступили к глазам, готовые хлынуть наружу. Глупые беспричинные слезы. Черт подери… Она любила свой корабль… затем возненавидела его, из-за лжи, в которую он впутал ее отца, из-за лжи, которой ее пичкали. А потом она снова полюбила корабль — потому что «Штормовая Птица» и призрак Лайла Меррика, поселившийся там, оказались хрупкой ниточкой, которая протянулась в прошлое, к папе. И сейчас, когда наконец-то восстановлено внутреннее согласие… У нее отбирали то, что она только что научилась любить. Последнее, что связывало с папой, ускользало у нее из рук. И все из-за этой суки Вольевой…